Отправляемся в полдень

Уже не лечу в никуда, вполне себе уверено сижу в кресле перед компьютером. Рядом – дымится и ароматно пахнет свежезаваренный кофе. С дивана светит на меня глазищами-фарами мой кот.

Что было?

Неужели сон? Или я так задумался, что унёсся из своей реальности в вымышленную?

Часы показывают двенадцать. Полночь? Полдень? Занавески у меня такие тяжёлые, что лучу не пробраться. Пишу при искусственном свете.

На белой странице – мигает курсор.

Этот мир погиб? Или ещё не родился?

Решать мне.

Гудок двадцатый

…Пак высовывается из окна и машет: залезайте, мол, чё стоять. Ну мы и лезем. Я, канеш, к окну. Стивен рядом плюхается. Всё равно ему не нужно, только на меня и зырит. Это смутительно и ваще.

Кароч, уставляюсь в окно.

Жахнули мы и, правда, конкретно. Вон, от этих дылд-грехов – одни головешки.

Аж жалею, что без меня.

Как там наши? Скорей бы к ним!

– Эй, Пак, а можно быстрее?

– Сиди, торопыга. Нам ещё кое-кого надо захватить, – прям над ухом орёт, из хреньки с дырочками, что в стене.

Тодор валяется на камне, весь изломанный, крыло выдрано нафиг. Да уж, битва удалась!

Пак тормозит, мы со Стивеном выскакиваем и мчимся к нашему герою.

Живой, хвала тебе, Великий Охранитель. Но как нам его в поезд затащить? Здоровенный же!

Пак чё-т там крутит, и из боковины вылазит платформа. На колесиках, круто!

Мы, пыхтя, затягиваем на неё Тодора, и «Харон» принимает его. Даже целая стена отъезжает, чтобы платформа въехала. И внутри она трансформируется во чё-т вроде нар.

Стивен щупает пульс и качает башкой.

– Совсем плох?

Кивает.

– Его бы в Рай. Уже один раз там латали.

– В Рай не получится, – раздаётся голос Пака. – «Харон» не возвращается, пока не пройдёт весь путь.

– Хреново.

Стивен качает головой:

– Ты не представляешь насколько. Остаётся надеется только на силу салигияра. Если он однажды выжил после лишения крыльев, есть надежда, что вычухается и теперь.

– Хоть бы воды.

– Воды можно. Нагреватель в конце коридора.

Пак, не отвлекался бы ты, вел бы поезд уже нормально, а?

Взвинченная чё-т. Не люблю, когда хреново друзьям, и боюсь.

Когда заезжаем в Залесье, в сидуху влипаю. Не хочу узнавать, кого нет. Но надо – я их герой. Чествовать жаждут.

Первым под ноги кидается Тотошка.

– Победили! Мы победили! Твой луч – бомба!

Только плевать, что он тявкает. Сгребаю, утыкаюсь в шерсть и нюнюсь.

– Чего ты, ну чего? – утешает. – Наши все почти целы. Идём, ждут все!

Вон, собрались на кругляше, что меж холщин наших. И когда появляюсь, тону в гуле. Хватают, начинают подкидывать. Все такие довольные. А я задыхаюсь от счастья и слёз.

Тодора оттаранивают в лазарет и Стивен мудрит над ним. Не лезу и другим не даю. Нам недолго стоять и кое-что нужно решить.

У меня, Серого, Тодора – билеты от Вера. Но есть ещё тот, первый, от Карпыча. Который у бабы Коры ща. Говорю о нём и спрашиваю:

– Кому отдадим?

Знаю, едем сначала в Небесную Твердь. Там битва будет, мне бы солдатов, сильных, как Гиль. И поступков хороших у него – ого-го! Всем помогал за так.

Молчат, притихли, на меня зырят. Типа, главная, вот и решай. Но давно ли главная? Ещё решать не научилась.

Баба Кора, по привычке уже, помогает:

– Думаю, отправить нужно самого юного и невинного, что и натворить ещё делов не успел.

Гудят одобрительно. Только мне невесело, догадалась, кого сунуть хотят. Он тоже. То-то метелит хвостом, аж пылища стоит.

– Нет, – говорю, – куда там его. Только под ногами путаться.

Злится, супится, ворчать начал.

– Только его! – заявляет баба Кора. Упрямая, напирает грудью. Как такой откажешь? Да и Гиль круглыми своими зеньками уставился, изменить решение не даст.

– Заканчивайте трындёж, ехать надо.

Сзади, хрипло.

Оборачиваюсь – Тодор. Едва на ногах держится, бледнее стены, а туда же – командовать. Нет уж, извиняйте, сами меня избрали, мне решать.

– Тотошку в месиво? Одумайтесь!

Тодор приваливается к столбу, где мы объявы всякие вешали, если кто что няшное находил и делиться хотел. Столб жалобно скрипит.

– Вы слышали про Сильфидов остров?

Как он умудряется, говоря так тихо, быть таким громким и везде слышным?

Старейшины начинают кивать, дакают. Но этим лишь бы дакать. Они те ещё рассказчики!

– Он парил тут до тех пор, пока не явилась Небесная Твердь. На том острове рождались сильфиды. В хрониках, обрывки которых есть в Эскориале, рассказывалось, что туда-то изначально и привозил  праведников «Харон». Особенно, детей. Они хохотали и от их смеха рождались сильфиды. Легенда, конечно, бредовая, но не проверим  – не узнаем. Всё равно конечная там.

Умеет убедить. Ну что ж, Сильфидов остров – это для Тотошки. Будет там за бабочками мотаться и лаять.

– Уболтал, поехали.

Они все по очереди обнимают меня, и снова начинает щемить. Словно, никогда больше обнимашек таких не видать. А видать надо.

– Береги себя, – несётся ото всех.

– А вы – ждите, – беру обещание.

И они обещают ждать…

***

Серый самый чужой и самый недовольный. На Тодора косится: мол, этот тут зачем! Тодор только ухмыляется, на него зыря. Весь вид говорит: ушлёпок как есть!