Отпущение грехов

Получалось, что Том Эверетт, племянник Мейси с безвольным подбородком, начал свою карьеру с шестидесяти долларов, а через три недели был переведен из упаковочного отдела в управление.

Вот оно что! А он теперь сиди и смотри, как другие прыгают через его голову: сынки, племяннички, дети друзей, вне зависимости от их способностей, а он бегай шестеркой и гляди на вывеску «Пойдешь на повышение», которая болтается у него перед носом, а от него тем временем отделываются стандартными фразочками: «Поглядим. Я разберусь». Может, к сорока он дорастет до счетовода, как старина Гессе — уработавшийся, ко всему равнодушный Гессе, давно и прочно погрязший в скучной рутине и скучных разговорах с соседями по пансиону.

Вот в этот самый момент фее и следовало бы сунуть ему в руку специальную книжку для молодых людей, утративших иллюзии. Только книжка еще не была написана.

В груди у Далиримпла всколыхнулся протест, переходящий в бунт. Полузабытые идеи, нахватанные и воспринятые без всякого разбору, хлынули ему в голову. Двигаться вперед — таково главное правило в жизни, и точка. Как именно — не важно, главное — не превратиться в Гессе и Чарли Мура.

— Ни за что! — выкрикнул он вслух.

Счетовод и стенографистки в изумлении подняли на него глаза:

— Что?

Мгновение Далиримпл таращился в пустоту, а потом подошел к их столу.

— Вот сводка, — сказал он отрывисто. — Я не могу больше ждать.

На физиономии мистера Гессе отразилось изумление.

Не важно, как именно он поступит дальше, главное — вырваться из этой дыры. Точно во сне, Далиримпл вышел из лифта в помещение склада и, дойдя до неиспользуемого ряда стеллажей, сел на какой-то ящик и закрыл лицо руками.

В голове кружился мучительный вихрь: он только что открыл для себя пределы своих возможностей.

— Я должен отсюда выбраться, — произнес он вслух, а потом повторил: — Должен выбраться отсюда.

Причем он имел в виду не только оптовый склад мистера Мейси.

В пять тридцать он вышел на улицу; шел проливной дождь, однако он двинулся в направлении, противоположном пансиону, где жил; холодная влага, медленно просачивавшаяся под старый костюм, наполняла его неожиданной свежестью и бодростью. Он хотел оказаться в мире, где все будет таким, как эта прогулка под дождем, пусть он и не видел сейчас далеко вперед, а судьба загнала его в мир складских помещений и коридоров мистера Мейси. Сперва его просто обуревала жажда любых перемен, потом в воображении постепенно начали прорисовываться смутные планы.

— Поеду на Восточное побережье… в большой город… познакомлюсь с новыми людьми… влиятельными людьми… они мне помогут. Должна где-то быть интересная работа. Черт, да не может ее не быть.

Тут он с тоской осознал, что не очень-то силен по части заведения знакомств с новыми людьми. Уж если и есть место на земле, где он мог снискать известность, и снискал ее, и даже славу, пока не скрыли его воды забвения, — так это его родной городок.

Понятно, значит, нужно искать обходные пути. Зацепки… связи… выгодная женитьба…

На протяжении нескольких миль все это крутилось у него в голове, а потом он вдруг заметил, что в густо-серых сумерках дождевые струи сделались плотнее и потеряли прозрачность, а дома постепенно отступают. Район многоквартирных зданий, потом — крупных особняков, потом разрозненных домишек — все это осталось позади, с обеих сторон простирались завешенные туманом поля. Идти сделалось тяжело. Вместо тротуара под ногами оказался проселок, по которому мчались, ярясь, коричневые ручейки, они хлюпали и рассыпались брызгами вокруг его ботинок.

Обходные пути — слова вдруг начали разваливаться на куски, обращаясь в странные сочетания, в мелкие раскрашенные клочки самих себя. А те сбивались в предложения, и в каждом из них звучало что-то знакомое.

Пойти обходным путем значило отказаться от усвоенных в детстве принципов: что успех есть результат верности долгу, что зло всегда бывает наказано, а добродетель — вознаграждена, что честная бедность приносит больше счастья, чем неправедно нажитое богатство.

А значит, нужно быть твердым.

Эта фраза ему понравилась, ее он повторял снова и снова. Чем-то она была связана с мистером Мейси и Чарли Муром — их методами, их подходом к жизни.

Далиримпл остановился, ощупал одежду. Она вымокла до нитки. Он огляделся и, выбрав у изгороди место под кроной дерева, уселся там.

«Когда я еще был очень доверчив, — думал он, — мне твердили, что у зла грязноватый оттенок, как у испачканного воротничка, но теперь мне кажется, что зло — скорее производная от неудач, или наследственности и среды, или от „а тебя застукают“. В метаниях идиотов вроде Чарли Мура зла не меньше, чем в нетерпимости всяких там Мейси, а делаясь более ощутимым, оно превращается в ярлык, который мы произвольно навешиваем на то, что нам не нравится в чужих поступках.