Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз

Берю и какая-то молодая женщина, рыжее, чем ноябрьский лес Рамбуйе, стоят лицом к лицу по разные стороны стола. Живот Толстяка облачён в белый фартук, а руки в розовых резиновых перчатках. Он занят тем, что вводит содержимое шприца «Праваз» в сардельку большой величины. Он в слюнях и соплях от усердия. Глаза свисают как две электрические лампочки. Он дышит как человек, вкладывающий все свои способности в кропотливое дело.

Пересадка сердца — это ерунда по сравнению с этой операцией. По драматизму сцены ты чувствуешь большой риск, добровольный груз ответственности.

Слюни и сопли капают на сардельку. Александр-Бенуа делает вздох, который напоминает сработавший клапан.

— Готово, — говорит он хриплым голосом. — Засадил дозу. Теперь слушайте, что я вам скажу, сердечко. Положите её в кастрюлю с маслом и поставьте на слабый огонь. Когда она подрумянится, добавьте туда два стакана белого вина. У вас есть хорошее белое вино, моё сердечко?

Рыжая отвечает утвердительно.

Но профессор Берю не верит.

— Дайте-ка сюда, для информации!

Она достаёт бутылку из холодильника. Толстый открывает, выпивает из горла двадцать сантилитров, не шевеля глоткой, и даёт согласие.

— Не сухое, но сойдёт. Когда зальёте белым вином, варите двадцать минут. Потом добавьте чашку сливок в это счастье — и можете подавать. Поняли? Да, в этот самый момент позовёте меня, чтобы попробовать. Но я вам уже вперёд скажу, что таких сарделек вы не ели.

— Сколько я вам должна за водку? — жеманится туристка-гастроном.

Берю издаёт рёв осла:

— Вы шутите, милая! Если туристы не будут помогать друг другу, будет просто беда.

Он громко смеётся.

— К счастью, у меня всегда при себе мой походный набор: шприц и савойская водка. Вы не представляете, сколько людей я выручил.

С этими словами он поворачивается и видит меня в проёме двери.

— Вот те раз! Сан-А!

Я делаю многозначительный знак, и он покидает свою ученицу.

— Ты даёшь уроки домоводства, Папаша?

Он пожимает плечами:

— Да так, общаюсь с соседями. Ты вроде как не в себе, что-то разбилось?

— У меня к тебе предложение, Толстяк.

— Чего вдруг? — не верит он.

— Круиз по Средиземному морю первым классом вместе с Толстухой и Мари-Мари на две недели за счёт фирмы тебя устроит?

— Ничего себе! — уклоняется он скорее испуганно, чем заинтересованно.

— Испания, Марокко, Греция, Турция…

— Ого!

— Канары, Мадера, — продолжаю я добросовестно.

У него тик.

— Та самая Мадера, где делают мадеру?

— Точно.

— В честь чего круиз?

Я резюмирую вкратце историю этого невероятного дела.

Он не загорается, словно сырое дерево в засорившемся камине.

— Старик тоже будет?

— Непременно!

Он качает головой:

— Тогда без меня. Отпуск — для того и отпуск, чтобы немного забыть рожи наших угнетателей, не так ли? Если они там будут, я отказываюсь работать шестую неделю. Я себе представляю твой круиз. Расследование с позолотой! Надо приподнимать мизинчик, когда держишь стопарь с божоле́, приходить в смущение оттого, что на вас посмотрел Старик, разговаривать с грамматикой под мышкой, чтобы не оскорблять его тонких ушей!

— О-о-о! Вот он где, наш Берюрье! — раздаётся жизнерадостный голос.

Берю поворачивается и конфузится с головы до ног.

— Господин директор. Моё почтение! Какая честь принять вас в моём скромном жилище…

Вдруг он умолкает, онемев от ужаса.

Скромное жилище исчезло. Оно потерпело кораблекрушение. Распалось, опало, улеглось, разодралось в клочья. Стойки, палки, ручки кастрюль вылезли из-под разорённого полотна. Снаряжение еще эмульгирует, но в двух противоположных местах, и это даёт основание заключить, что сумасшедшие партнёры прекратили потасовку. Они разъединились. Каждый ищет выход. Они дрыгают ногами, испытывая нехватку кислорода.

— Чёрт! — орёт Толстяк. — Тут был ураган!

У Берю ньюфаундлендовая душа. Порода Сен-Бернара. Спасатель — это звучит гордо! Он мог бы быть пожарником! Он бросается к месту катастрофы. Вступает в схватку с составными частями. Убирает паруса, выдёргивает рангоут, сбрасывает груз.

Очень оперативен, мой кусок сала! Просто незаменим в спасательных операциях!

— Не волнуйся, моя козочка, я здесь, держись! — разоряется он. — Не падай духом, береги воздух, не ори, а то кислород кончится, моя курочка!

Но Берта не выносит замкнутого пространства. Она паникует под полотном, беснуется, запутавшись в верёвках. Издает крики роженицы.

Вместе со Стариком мы бросаемся на помощь. Отыскиваем углы палатки с растяжками. Сворачиваем какие-то непонятные излишки, отвороты с дырочками, напоминающие осиные гнезда. Выгребаем обувь, консервные банки, белое кепи с надписью «Масло Лесье».

— Сейчас, моя голубка! Не дёргайся, ты только мешаешь! Постарайся не двигаться, так легче!

Он стоит на коленях на паршивой земле, усыпанной цементом. Рядом бородач-курильщик-трубки скептически наблюдает за тем, как идёт спасение.

— Кто-нибудь из педиков может помочь? — мычит ему Толстяк, скривив рот.

— Это вы со мной разговариваете? — спрашивает матёрый турист.

— С ж…, которая сидит, сложа руки, в то время как другие из кожи лезут, чтобы спасти своих ближних! — отвечает ему Пухлый.