Отпуск по заказу

– Что вы, граф, это моя обязанность – беспокоиться о раненых и больных. – С этими словами он поклонился и вышел. Так как я чувствовал себя великолепно, выспался, спать и валяться в постели уже не хотелось, я вызвал капитана, и вскоре уже стены Женорова скрылись за нашими спинами и небольшим леском. Капитан коротенько прочитал лекцию о лошадях и тонкостях при сидении в седле, а потом на практике устранял мои ошибки. Через пару часов у меня начали болеть ноги. Понятное дело – без привычки. На следующий день я не мог ходить – так болели ноги. Пришлось натирать их соком уже знакомых растений. Казалось, что король и сэр Джон забыли обо мне. По крайней мере, только раз заглянул на время сэр Джон, справился о самочувствии и, пожелав отдыхать, ушел. Собственно, я и не жалел об этом. Я бы назвал это отпуском при части. Я уже довольно уверенно сидел в седле, лошади не боялся. Слуга пичкал меня теорией и историей Франкании. Великолепная еда. Ну, что еще нужно для полного счастья. Однажды, катаясь на лошади, я заехал на поле, поросшее кустарником и высокой травой. Некоторые заросли были какие-то неестественные и по форме, и по оттенку. Я подъехал к одному из них и стал мечом прорубать тропинку в гущу этого кустарного пяточка. Вау! Что я увидел! Да это же самолеты! Пусть немного устаревшие, но все-таки самолеты. Поработав дровосеком, я освободил их от зарослей. Явно американские. Пять штук. Такие летали, возможно, во время второй мировой войны. У одного самолета стеклянный колпак летчика был разбит, и я залез вовнутрь. Никаких признаков останков летчиков. Причем во всех самолетах. Откуда они здесь. По внешнему осмотру – без повреждений. Только у этого с разбитым колпаком подломана нога левого шасси. И все. Мелькнула мысль, что когда-то после войны, американцы потеряли в бермудском треугольнике несколько самолетов. Но те ли это или нет, я сказать точно не могу. Теперь у меня появилось новое увлечение: я с утра приезжал сюда и старался научиться летать на самолете. Благо всяких методичек валялось в кабинах много и практически во всех баках оставалось топливо. Конечно, хорошо бы найти летчиков. Ведь, если самолеты успешно сели на это поле, значит, они спаслись. Но все мои расспросы ни к чему не привели. Да, люди с детства видели эти машины, но, что это, никто не знал. Выходило, что они приземлились здесь раньше, чем родились самые старые аборигены, а то и их родители. Сколько же времени прошло! Сумели они вернуться в свое время или так и затерялись во времени и пространстве? Если это те летчики с Бермудского треугольника, то лежат они, бедняги, скорее всего в сырой земле. Интересно, есть ли здесь своя инквизиция? Могли запросто и на костре поджарить. Хотя бесовские машины не тронуты, может, и летчиков пожалели. Да, что гадать, если никто не помнит. Вот так прошла неделя, другая. Я наслаждался жизнью, играл в самолетики, в чем, кстати, немного преуспел. Теорию взлета я уже знал назубок, но из-за отсутствия большого запаса топлива, взлетать не решался. К тому же летчики говорили, что взлететь легко, а посадить тяжело. Поэтому самолет, который я заправил топливом и опробовал на предмет запуска двигателя, я держал, как тот рояль в кустах, на всякий экстренный случай. Теперь, имея два пути к отступлению: колодец и самолет, я был спокоен. Как учил товарищ Сталин: ”Наше дело правое, товарищи. Враг будет разбит. Победа будет за нами.“. Хотя, естественно, помирать и, тем более за Сталина, я не собирался. Освоив технику, мне стало скучно. Мне нужны были приключения, разумеется, безопасные, или развлечения. Я в отпуске или где? А это мог дать только сэр Джон, к которому я и обратился.

– Сэр, – ответил он мне,– вы уже пресытились своими железными игрушками?

Когда я услышал, что мое тайное увлечение известно всем, у меня чуть челюсть не отпала, и я не сразу нашелся, что ответить, обойдясь традиционным в этих случаях – э-э-э, ну и так далее. К тому же, я, скорее всего, и покраснел, так как сэр Джон, глядя на меня, расхохотался. Мне не оставалось ничего другого, как рассмеяться вместе с ним.

– Да, сэр Джон,– отсмеявшись, ответил я, – я пресытился. Теперь мне хочется чего-нибудь новенького, поострее.