— Она наведывается сюда регулярно вот уже на протяжении полутора лет. Каждые три-четыре месяца. Остается примерно на неделю, почти каждую из ночей которой проводит со мной, после чего уезжает. Но снова и снова возвращается. Я пытался ей несколько раз объяснить, что между нами все кончено. Но она даже слушать ничего не захотела.
— Потому что ты не пытался, — сразу остро ощутив по интонации, где закончилась правда и началась ложь, констатировала я.
— Хорошо, не пытался. Но теперь точно все.
— Это еще почему? — поняв, что мое время на исходе, быстро поинтересовалась, одновременно вставая со своего места и делая шаг к Луррелу.
— Потому что теперь есть только ты.
— Ах, теперь. Значит, пока меня нет, ты пускаешься во все тяжкие. Но стоит мне только появиться, и кто-то сразу превращается в примерного влюбленного. А что, удобно!
— Алис, — позвал меня полным сожаления и мольбы голосом Ворти.
— Ла-а-адно, — сжалившись над мужчиной, протяжно отозвалась я. Но, прежде чем приблизиться к нему вплотную, предупреждающе произнесла: — Только не шевелись и руки не распускай. А то потом будет крайне проблематично объяснить всем остальным, почему ты ни с того ни с сего вдруг начал подо мной дымиться.
С этими словами, едва успев договорить, я развернулась и уселась мужчине прямо на колени. Краем глаза заметив, как мчащаяся к нам на всех парах итальянка резко остановилась, крепче обняла мужчину, на котором теперь восседала, за шею и, придвинувшись вплотную к его груди, принялась тихо, проникновенно нашептывать на ухо:
— Да, кстати, та, которую ты имел неосторожность разбудить сегодня утром, шлет тебе пламенный привет. А ещё просит передать — она просто в ярости от всего услышанного. И это уже не говоря про то, что мог бы найти себе кого-нибудь посимпатичнее и поблондинистее.
— Что, если мне захотелось разнообразия?
Эта наглая фраза просто не могла остаться без моего пристального внимания. Чуть отстранившись и заглянув мужчине в глаза, поняла, что все сказанное — лишь очередная провокация, которую ни в коем разе нельзя оставлять безнаказанной. Осталось лишь придумать ее автору достойную месть. Пока же было необходимо хоть что-то на это ответить. А то вон какой довольный сидит.
— Уши бы тебе поотрывать за такие хотелки, — пригрозила, прищурившись в ответ на предназначенный мне теплый насмешливый взгляд.
— Как я уже неоднократно говорил, ты вольна делать со мной все, что только пожелаешь.
Тут я запоздало вспомнила, для кого мы, собственно, устроили весь этот спектакль. Обернувшись посмотреть на застывшую в нескольких метрах от нашего столика женщину, сразу ощутила острое чувство вины. Настолько больно мне было сейчас смотреть на жертву своей выходки. Стоявшие в глазах слезы и чуть подрагивающая от горькой обиды нижняя пухлая губка говорили о том, что еще чуть-чуть и, итальянка, не выдержав, просто разрыдается. Удивительно, но она таки смогла сдержаться. Хоть и не сразу, но все же поборов жалость к себе, сделала глубокий вдох, после чего снова сердито глянула на нас, хмыкнула, развернулась и зашагала прочь. По дороге подхватив застывшего в дверях и наблюдавшего не без удивления за происходящим управляющего под локоток, настойчиво поволокла его к стойке администратора. Кажется, эта особа твердо вознамерилась здесь больше ни минуты не оставаться. Оно и понятно. Пережить такое унижение. Да ещё и прилюдно. Я бы точно не стала медлить с выселением.
— Вот как, — запоздало ответила на последний комментарий Луррела, на котором продолжала гордо восседать.
— И только так, — подтвердил правдивость своих слов Ворти.
— Ладно. Сам напросился, — пригрозила, в этот самый момент решив, что терять мне уже нечего, и снова прижалась всем телом к мужской груди. Шалость удалась. Почувствовала это по тому, как Лур напрягся и замер, видимо, боясь лишний раз даже пошевелиться, чтобы ненароком не активировать эффект проклятия. Превратившись по ощущениям в один сплошной комок твердых, как камень, мышц, он теперь, кажется, даже дышать стал осторожнее, чего совсем нельзя было сказать обо мне. Я же буквально теряла голову от всего происходящего. Жадно вдыхала аромат его туалетной воды, гладила по волосам на затылке и одновременно думала, как же я до такого докатилась. Сижу на руках мужчины, которого знаю не больше недели и уже только от одного нахождения рядом буквально схожу по нему с ума.
— Ты что делаешь?
— Нюхаю тебя. Кстати, отличная туалетная вода. Скажешь потом, как называется? Хочу своему мужу такую же купить.
По тому, как резко Луррел дернулся подо мной от этих слов, поняла, что на сей раз я точно задела его за живое. Чего, собственно, и добивалась.
— Надеюсь, теперь ты понял, каково это, когда тот, кого ты любишь, больше тебе не принадлежит. Да что там. Даже поговорить, чтобы все раз и навсегда выяснить, не хочет.
— Кому, как не мне, это знать, — раздалось тихо в ответ.