Отпусти меня (СИ)

— Ну, так что там у вас? — нетерпеливо ерзая, спросила Таня, — Порадуй меня — в последнее время все мои разговоры вертятся вокруг анализов, ремонта и выбора имени для сына. Ну, и еще вокруг унитаза, потому что милый токсикоз всё еще меня не покинул. Так что, не томи, плесни в мою жизнь немного красок.

Миша чуть подумал и, решив, что хуже не будет, рассказал подруге всё. С самого начала. О знакомстве, отношениях, планах, расставании, беззаботной жизни после, встрече и дальнейшему маскараду, который можно было бы назвать «всё пошло по пи*де». Таня внимательно слушая, не перебивая и лишь изредка хмурясь. А когда словесный фонтан иссяк, чуть подумав, она изрекла глубокомысленное:

— М-да…

— И это всё, что ты можешь мне сказать? — поинтересовался Павлов.

— Еще могу добавить, что ты — редкостная сволочь, но ты мой друг, и я не стану так поступать, — «обрадовала» мужчину Смыкалова, — Это же надо так изгваздать прекрасные отношения с, судя по всему, отличной девушкой. Которая мало того, что любила тебя, так ещё была весьма неглупой. Если твой рассказ правдив.

— До последнего слова, — кивнул мужчина.

— Тогда мне остаётся лишь повторить свой вердикт. И, чего ты сейчас хочешь? Мудрого совета? Утешения? Пинка под зад? Последнее могу даже выдать не в штучном экземпляре, — добавила Таня со смешком.

— Наверное, всё же совет, — чуть подумав, неуверенно протянул Павлов, — Понимаешь, мне кажется, что она всё это — про то, что мы не вместе — сказала не всерьёз. Словно пыталась убедить в этом не меня, а саму себя.

— Я тебе открою одну истину. Любовь — это серьёзно. Если она настоящая, конечно. Я в детском садике каждый день в нового мальчика влюблялась. Но это так, просто для тонуса было.

— Мужу только про свою бурную молодость не рассказывай. Может, я просто сам себе всё это придумал. Потому что привык везде видеть двойное дно.

— Двойное дно — это интересно, — заметила Таня, делая глоток давно остывшего чая, который они, собственно, и пытались пить, — У моей бабушки была шкатулка с двойным дном, сверху она хранила всякие скучные штучки, блестящие, но не сильно красивые. А внутри вот — там лежало только очень ценное, она это никому не показывала, даже мне. Может, у твоей Маши там тоже ценное?

— Что ты имеешь в виду? — не понял сравнение Павлов.

Таня посмотрела на него, как на идиота, после чего пояснила снисходительным тоном:

— То, что ты сам сказал — она пытается сделать вид, что всё классно. Выстроила вокруг себя стену, за которую не пускает никого, и заявляет всем и каждому, что счастлива жить вот так. Говорит тебе, что между вами только секс, и кичится своими отношениями с начальником, потому что там — тоже только секс. И на каждом углу твердит, что всё замечательно, это её выбор и он прекрасен. Нет ничего лучше свободы и так далее. Но за этой стеной, как под потайным дном, прячется маленькая девочка, которая просто боится, что все вокруг — враги, и каждый норовит причинить боль. Ей страшно любить, более того — она не верит, что это чувство может быть ответным. Ты, кстати, поступаешь точно также, — добавила вдруг Смыкалова.

Миша нахмурился:

— То есть?

— Ты делаешь вид, что всё замечательно, и расписываешь эти два года как «беззаботные». Но я знаю, что это не так. Вижу по твоим глазам. Ты пытался за это время построить отношения трижды. И каждый раз что-то получалось не по-твоему, и вы расставались. Или я не права?

Павлов кивнул. Да, он знакомился с девушками — с разными, по характеру, возрасту, взгляду на жизнь и даже фигуре. Мужчина пытался — ходил на свидания, кино, рестораны, подарки, но всё неизменно заканчивалось расставанием. Миша успокаивал себя тем, что у него просто не хватало времени на что-то, кроме коротких романов, да и Хан его барышень не жаловал. Но на деле всё обстояло несколько иначе — он не видел в девушках той невесомой искры, которая заставляла глаза светиться, а смех — переливаться колокольчиками. Они казались ненастоящими — искусственными, почти бумажными. И Михаил уходил.

— Они были…не теми, — нехотя буркнул мужчина.

— Они не были ей, не так ли? — дождавшись кивка, Таня улыбнулась, — Ну, вот ты, наконец, это и понял.

— Что именно? — недоверчиво протянул Миша.

— Что тебе нужно для счастья, дубина. Ты не нуждаешься в советах, потому что итак знаешь, как поступить. Ты доберёшься до её второго дна, добудешь это сокровище — и больше никогда не отпустишь. Я знаю тебя, Павлов. Ты упорный.

Доктор усмехнулся, не слишком убеждённый словами подруги. Но он хотел верить, что та не ошибалась. Подняв на неё глаза, он спросил:

— Ты правда в это веришь?

Подруга кивнула:

— Вы ведь оба живы. Значит, еще повоюешь.

*****

Знаете, в чём плюс бессонницы? В какой-то момент от усталости границы реальности размываются, и ты перестаёшь понимать, где заканчивается боль физическая и начинается душевная. Знаю, это было слабым утешением, но, как любил повторять Миша — за неимением горничной пришлось иметь беднягу дворника. Другими словами — пользуемся тем, что есть.