ОТРАВА С ПРИВКУСОМ ДЗЕН

    Именно после трех месяцев обескураживающей слабости и появилось у меня желание заняться боевыми искусствами. Во-первых, чтобы никогда в жизни больше не болеть, но в главных – чтобы научиться владеть своим страхом. Наивное, детское желание, однако… Я сделал первый шаг. Затем второй, занявшись поисками Равновесия. Я поднялся на уровень, с которого только и возможно очертить границы своей Реальности – чтобы управлять ею. Потом было осознание Кармы и Ее цепей, смирение, счастье каждодневных тренировок. Были ученики и была великая цель – вылепить из них совершенных людей, способных объединить в себе сразу три сущности: воина, ученого и поэта…

    И вдруг выясняется, что самый первый шаг – овладение своим страхом, – я так и не сделал! Тогда, много лет назад – не сделал… А сегодня, пометавшись по городу, который быстро растворяется в моем сознании; сегодня, познав тайну собственной смерти, – сумел ли я сделать этот шаг? В великую ночь с пятницы на субботу…

6. Дз-зенн! Дз-зенн! (Звонок с урока)

   10:35, – машинально отмечаю я, вставая. Точное время правды. Прежде чем взяться за телефон, я возвращаю Щюрика в прежнее вертикальное положение и натягиваю шнур – как оно все и должно быть. Ноги у него, правда, свободны, однако надежд ему это не добавляет, потому что ресурс надежд исчерпан полностью.

   – Всем смирно, – командую. – Спинной мозг бдит.

   Переносная телефонная трубка лежит там, где я оставил ее – на тумбочке в коридоре. Люблю порядок, особенно в мелочах. Здесь, в коридоре, и состоится решающий разговор, итогом которого будет… будет…

   Страха – нет.

   Ни единой молекулы страха, как и воздуха. Совершенно нечем дышать. Прихожая тесновата для моей головы. Хватаюсь за пульс – и не могу найти.

   Неужели не успею…

   – Майора Неживого, пожалуйста, – посылаю я в мировой эфир.

   Я позвонил Вите на службу. В девять у них «летучка», которой пора бы уже закончиться. А служба у них, как известно, начинается с того, что кого-нибудь из стажеров посылают с бидончиком в пивной бар на улице Чайковского…

   Позвали!

   – Здравия желаю, – говорю. – Есть новости?

   Телефон взрывается.

   – Ты где мудями машешь, супермен? С семи утра тебя разыскиваю!

   – Я звоню от Барских…

   – Новости ему! – кипятится Неживой. – Ты держишься за что-нибудь? Новости такие, что держись!

   Я пытаюсь держаться за зонтик, висящий на оленьих рогах. Обрывается и то, и другое.

   Телефонная трубка медленно-медленно падает на пол, кувыркаясь в полете.

   Всё вокруг – медленное и торжественное, как видео-повтор решающего гола. Квартира искажается, комнаты наслаиваются одна на другую. «Всем стоять!» – хриплю я и бросаюсь в щель между комнатами, которая вот-вот сомкнется, но изображение вдруг сворачивается в кровавую кляксу, и, споткнувшись обо что-то (телефонную трубку?), я слышу собственное трагическое: «А-а!..»

   Звук остается.

   – По-моему, лучше его не трогать, – звучит с неба роскошное контральто. Идея Шакировна. Идочка.

   – Что с ним? – доносится из-за горизонта еле слышный крик Щюрика.

   – Ничего хорошего. Может, спазм коронарных сосудов… не знаю. Ты видел, как он дышал?

   – Как?

   – Как марафонец, добежавший до Афин.

   – Он жив?

   – Слушай, мне страшно до него дотрагиваться…

   Космическим холодом веет от слов женщины. Абсолютный ноль сочувствия. Кровавая клякса растворяется, и к звуку прибавляется картинка. Вероятно, я лежу на кухне: ножки табуретов и ножки стола, как стволы колдовского леса, окружают мое погибшее тело. В недосягаемой выси плывет белоснежным облаком кухонная стенка, уставленная бокалами, вазочками, рюмками, увешанная ковшиками, ситечками и прочей утварью.

   Где-то сигналит телефон. Никто не обращает на него внимания. Щюрик, по-видимому, до сих пор связан.

   – Он жив, – с абсолютным хладнокровием сообщает Ида. – Смотрит на меня.

   – Твой нож, – говорю я ей. – Который вместо зеркала. Где он?

   – Зачем тебе нож?