Если бы Ягами Лайт мог дышать, то почувствовал бы, как сковывающий ледяной воздух буквально замораживает внутренности. Но он не мог дышать. Было чудовищно холодно, но он не мог этого почувствовать, все, что у него оставалось — это память, благодаря которой он осознавал, что будь у него тело, то его мгновенно сковало бы льдом.
Лайт мог представить, будто все еще жив, будто может дышать и чувствовать. Будто у этой черной души есть тело.
Где он находился? Это пустырь? Странное пустое место без источников света, забвение, где от звенящей тишины можно было сойти с ума. Что это за место?
Вечность…
В этом месте не было времени. Возможно, в настоящем мире прошла уже сотня лет или же пара минут.
Лайт не думал о времени. В этом не было смысла. Он как Аврора уснул от сильнейшего заклинания и оказался во власти забвения. Все в этом месте застыло навечно.
В этом месте не было никаких рамок, ни временных, ни пространственных. Тут не было ничего. Самая настоящая пустота, из которой не было выхода.
Иногда Лайт думал о том, что он из себя представляет. Как он выглядит? Было очевидно, что у него не было тела, он не мог ни дышать, ни двигаться. Только существовать и мыслить. Но даже мысли были нечеткими и блеклыми, потеряв все краски. Остатки разума, если это можно так назвать, будто были усыплены каплей этилового спирта, подобно коллекционным бабочкам.
Он осознавал, что был частью личности по имени Ягами Лайт. Частью мальчика, парня, мужчины. Частью несостоявшегося Бога Нового Мира.
Частью убийцы, встретившего свой конец, но…
Как давно? Сколько прошло времени? Год? Пятьдесят лет? Может, сто?
Вместе со своим телом и ощущениями, он потерял счет времени. Хотя в таком месте времени вообще не существовало.
«Где я? Это та бездонная всепоглощающая вечность, о которой говорил Рюк? Это наказание для владельцев Тетради Смерти?.. Я все еще Ягами Лайт?..»
Но если он может осознавать, кто есть и кем был, может, для него еще есть шанс? Он оказался в месте, у которого не было названия. В месте, где совершенно ничего нет. И это место совершенное «ничто». Эта бесчувственная темнота и есть смерть?
Это было так, словно он был мертв, но где-то на периферии сознания едва теплилась жизненная искра, которая позволяла ему существовать. В его существовании не было никакого смысла, и несмотря на это, он ничего не мог сделать.
«Я не могу… Я не могу так больше, я хочу снова чувствовать… Хочу видеть и осязать… Все что угодно, хоть ад, хоть мир Богов Смерти… Все что угодно, только не здесь!..»
Он хотел кричать об этом, хотел, чтобы его услышали, но у него не было голоса. И не было никого вокруг, кто смог бы его найти. Это было слишком мучительно — жить, нет, существовать, в полной изоляции и неведении, в полной пустоте и густом мраке. Лучше испытывать адские муки, снова и снова терзающие душу, чем быть в этом месте.
Боль.
Четыре буквы. Он изо всех сил старался вспомнить, какого это испытывать боль. Какого это хоть что-нибудь чувствовать.
И он почувствовал. Жгучее отчаяние от безысходности, которое терновыми ветвями окутывало его черную душу. Он хватался за это ощущение, пытался прочувствовать каждую унцию нахлынувшей на него боли. Он кричал. Мысленно он кричал, пытаясь пробить эту броню звенящей тишины. Впервые за долгое время он смог чувствовать в себе жизнь. Он сосредоточился на желании стряхнуть с себя этот анабиоз, пробить корку льда, которой покрылась его душа, но снова и снова ничего не происходило. Лайт отчаянно тосковал по способности кричать.
А потом… Что-то вспыхнуло на горизонте, стремительно приближаясь и освещая все вокруг ярким «красным» светом.
Подобно кровотечению из огнестрельной раны этот свет расползался вокруг, становясь все насыщеннее, а затем…
…он смог видеть!
Не просто обрывочные воспоминания, которыми он жил все это время, а фактические визуальные образы. Свет темнел, пока из темно-бардового не стал совсем черным, снова опуская на это место беспросветную темноту.
Но что-то изменилось. Хотя у него по-прежнему не было тела, он чувствовал, что вся боль концентрируется в одной точке…
Если бы он имел тело, то этой точкой было бы его «сердце».
Реальность собственных ощущений захватили его мысли. Возможно, он снова и снова переживает свою смерть в качестве наказания за свои грехи. Сознание вдруг затмила ужасная боль и он больше не мог ни о чем думать.
***
«Смерть не имеет к нам никакого отношения: когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет»
Эпикур.
***
Ягами Лайт распахнул глаза, жадно хватая ртом воздух. Первое, что он почувствовал, это удушье, будто вынырнул из воды, пробыв там больше, чем положено.
Взгляд карих глаз забегал по комнате. Было темно, но не так, как в том месте. Шторы не пускали в комнату солнечный свет, и в ней царил полумрак.
Лайт лежал на спине, широко раскрыв глаза и пытаясь восстановить дыхание и справиться с приступом паники.
Сон?..
Он положил дрожащую руку на сердце, чувствуя, как оно неистово бьется, грозясь пробить грудную клетку. Но самое главное, что оно бьется.
«Я жив…».