Отравленные клятвы (ЛП)

Она смотрит на меня, ее губы поджимаются, но она следует за мной. Здесь происходит странное перетягивание каната, которое я не совсем понимаю, которое постоянно выводит меня из равновесия, и мне это не нравится. Я никогда не могу сказать, что заставит ее сдаться, а когда я хочу сдаться, она, кажется, чувствует и борется сильнее.

Она заставляет меня чувствовать, что я схожу с ума, и все потому, что я не могу оставить ее на милость отцу, хотя это я уже придумал для нее или для себя. Все потому, что я хочу ее сам. Потому что я не могу заставить себя выбросить ее из голы.

Я включаю свет в спальне, и меня снова вознаграждает тихий, непроизвольный вздох Лиллианы. Она оглядывается, ее глаза слегка расширяются, когда она замечает огромную кровать с балдахином в деревенском стиле, узловатый сосновый пол, толстый меховой ковер перед каменным камином, железную люстру, висящую над бархатными креслами с подголовниками рядом с книжной полкой и окном, из которого открывается вид за его пределами. Тут есть балкон, но для него слишком холодно.

— Я разведу огонь, — говорю я ей. — В шкафу есть халат, но не беспокойся об этом. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты была обнажена для меня. Ты можешь распаковать свои вещи завтра.

Она пристально смотрит на меня, когда я иду к камину.

— Как ты можешь говорить это так небрежно? — Возмущается она. — Ты не можешь просто приказать мне быть голой. Предполагается, что это…

— Что? — Я поворачиваюсь и смотрю на нее, присаживаясь на корточки перед камином. — Как это должно быть, Лиллиана? Потому что я могу гарантировать, что мой отец тоже не оставил бы тебе выбора, и он был бы гораздо менее нежен по этому поводу.

Она тяжело сглатывает при напоминании.

— Ты мог бы отпустить меня, — тихо говорит она. — Ты мог бы трахнуть меня и отпустить.

— Нет, я не мог, — просто говорю я ей и оставляю все как есть.

Она стоит несколько долгих секунд, пока я начинаю разводить огонь, а затем краем глаза я вижу, как она начинает расхаживать по комнате, осматриваясь, все еще прижимая полотенце к груди. Она больше не подходит ко мне близко, пока в очаге не начинает бушевать огонь, и тогда я встаю, сбрасываю свое полотенце и прочищаю горло.

— Иди сюда, зайчонок.

Просто отдавая ей приказ, мой член твердеет. Я чувствую, как он набухает и твердеет, когда она поворачивается, и к тому времени, когда она оказывается лицом ко мне, я снова возбуждаюсь для нее. Я вижу, как ее взгляд мгновенно опускается, и выражение опасения появляется на ее лице.

— Тебе не нужно меня бояться, зайчонок, — мягко говорю я ей. — Пока ты слушаешься. Так что иди сюда.

Я вижу момент, когда она обдумывает попытку бросить мне вызов, а затем медленно подходит ко мне. Она останавливается на расстоянии вытянутой руки и нервно убирает с лица прядь своих длинных влажных светлых волос. Это милый, восхитительный жест, и он заставляет меня почувствовать странное шевеление в груди, которого я никогда раньше не чувствовал.

— Брось полотенце, — говорю я ей так мягко, как только могу. — Не заставляй меня просить дважды, Лиллиана, и тебе это понравится гораздо больше.

И снова я вижу момент, когда она подумывает возразить, несомненно, что-то о том, что ей это все равно не понравится, но она останавливает себя. К моему удивлению, она протягивает руку, ослабляет полотенце там, где оно подоткнуто у нее над грудью, и позволяет ему упасть на пол.

Готовность ее жестов, так же, как и ее обнаженное тело, возбуждает меня невероятно. Как бы мне ни нравился ее склочный характер, видеть, как она подчиняется мне даже в малейшей степени, причиняет мне боль, и я должен сопротивляться желанию дотянуться до нее и отвести прямо в постель. Во-первых, у меня есть другие вещи, которые я хочу от нее получить.

Я отступаю назад, чтобы на меховом коврике для нее было достаточно места, рядом с нами потрескивает огонь.

— Встань на колени, зайчонок, — говорю я ей и вижу, как расширяются ее глаза.

— Николай…

Мой член пульсирует при звуке того, как она произносит мое имя.

— Я хотел твой рот прошлой ночью. Но я хотел дать тебе время. Я больше не жду, малыш.

Она колеблется. От одного взгляда на ее рот у меня начинает все болеть, предварительная сперма перламутром выступает на кончике моего члена. Я вижу, как она переводит взгляд на это, как судорожно сжимается ее горло, и я нуждаюсь в этом.

— Итак, зайчонок. — На этот раз мой голос звучит немного резче. — Не заставляй меня повторять тебе.

Она выглядит так, как будто о чем-то думает, вспоминает что-то. Мгновение спустя, к моему удивлению, она медленно делает шаг вперед, пока не оказывается передо мной. И затем, чудо из чудес, она опускается на колени.

Блядь.

Она выглядит так чертовски красиво вот так, стоя на коленях на меховом ковре, полностью обнаженная, ее светлые волосы обрамляют лицо, а эти большие голубые глаза смотрят на меня снизу вверх. Ее руки покоятся на голых бедрах, и она смотрит на меня с тщательно скрываемым выражением лица.

— Ты собираешься сказать мне, чего ты хочешь? — Спрашивает она, но в ее словах не так много яда, как я ожидал.