Отравленные клятвы (ЛП)

— Нет смысла притворяться, что тебе это не нравится, зайчонок, — говорит он мне почти раздраженным голосом. — Просто позволь себе чувствовать это.

Но я не могу.

Он не понимает, что признание в удовольствии означает уступку. Я уступлю ему дюйм, с которым, я знаю, он будет бегать, требуя от меня все больше и больше, пока он не заставит меня признать, что я хочу его член, что это приятно, что мне нравится, когда он меня трахает. Он бы давил и давил, если бы я доставила ему хоть малейшее удовлетворение, признав, что горячее, влажное скольжение его языка по моей киске похоже на гребаный рай.

Я определенно этого не признаю. Но я также знаю, что, если он продолжит это делать, я не смогу удержаться и кончу. И он узнает. Он знал, когда я кончила за ним прошлой ночью. Мои щеки снова горят, вспоминая это. Как его пальцы ощущались на моем клиторе. Он точно знал, как прикасаться ко мне, и я ненавижу мысль о том, что он это знает, потому что доставлял удовольствие стольким другим женщинам, что заставляет меня ревновать. Это просто потому, что это несправедливо, говорю я себе. Было так важно, чтобы я была девственницей, но одному богу известно, скольких женщин он трахнул. Это не потому, что меня волнует, что он делал это с кем-то другим.

Я так старалась удержаться от ответа. Но это было так чертовски приятно. Лучше, чем мои собственные пальцы. Он нашел именно то, что мне нравится, хотя я едва ли даже знала. И когда он сделал это снова, пока был внутри меня… Его член огромен. Я была права, что он был слишком большим. Но что-то в этом растяжении, в его полноте тоже было приятным. Я знаю, как со временем, привыкнув к этому, это может быть невероятно. За исключением того, что я не хочу привыкать к этому. Я не хочу. Я не хочу снова кончать с его членом, заполняющим меня, и его пальцами на моем…

Николай выбирает этот момент, чтобы провести языком по моему клитору, покручивая его таким образом, что моя спина выгибается дугой, а рот приоткрывается, когда я резко втягиваю воздух, и я чувствую, как его губы изгибаются в улыбке на моей плоти. Я могу только представить самодовольный взгляд на его гребаной физиономии. Но я не могу придумать, что сказать. Он все еще порхает языком по мне, обводя его, повторяя рисунок, пока мышцы моих бедер не напрягаются, а руки не вцепляются в простыни, и я знаю, что даю ему то, чего он хочет, позволяя ему увидеть, как это приятно, но я не могу остановиться. Я не могу остановиться, и я, блядь, не могу сказать ему остановиться, потому что я хочу кончить.

Я хочу кончить ему на лицо, пока он лижет меня.

Его язык совершает медленные круги, лучше, чем мои пальцы, лучше, чем все, что я когда-либо чувствовала в своей жизни. Моя голова откидывается на подушки, мои губы приоткрываются в судорожном вздохе, и я чувствую момент, когда я кончаю, раскрывшись на его языке. Это все, что я могу сделать, чтобы не стонать его имя. Я стискиваю зубы, сдерживая крики удовольствия, и хуже всего то, что я знаю, что он прав, что, если бы я позволила себе расслабиться, это было бы еще лучше, чем сейчас. Это могло бы быть еще больше, и я так сильно этого хочу. Я хочу знать, на что это похоже…

Оргазм захлестывает меня, мои бедра напрягаются вокруг его головы, пока он продолжает поглаживать меня языком, продлевая удовольствие, делая его больше, чем я когда-либо думала, что это возможно. Его руки хватают меня за внутреннюю поверхность бедер, прижимая их к кровати, заставляя меня лежать там, раздвинутую для него, и когда я наклоняюсь к его лицу, я чувствую, как он убирает одну руку с моей ноги и засовывает в меня два пальца. Это вызывает у меня приступ боли от болезненности, но есть и удовольствие. Он погружает свои пальцы внутрь меня, поглаживая более нежно, чем он делал со своим членом прошлой ночью. Я чувствую, как оргазм спадает, а затем нарастает снова, его язык все еще скользит по моей горячей, набухшей плоти на протяжении всего этого, посылая мне вторую волну удовольствия, когда он умело играет на моем теле, как на хорошо настроенном инструменте.

У меня болит челюсть от того, как сильно я стискиваю зубы, пытаясь удержаться от стона, выкрикивая его имя. Стон срывается с моих губ, мои бедра поднимаются вверх, и Николай удерживает меня там, заставляя испытывать удовольствие, пока я не обмякаю и не начинаю задыхаться.