Отравленные слова

Две сестры, одинокие пожилые женщины с той же лестничной площадки, рассказали, что Барбара приходила в четверг днем, около часа, и долго звонила в дверь дяди с тетей. Соседки были с ней знакомы – она не раз приезжала раньше. Они сказали, что семьи Сулоага нет дома, и она разрыдалась. Они пригласили ее к себе, угостили мясом и фасолью: она была жутко голодна. Барбара рассказала, что приехала одна, чтобы сделать дяде с тетей сюрприз. Женщины предложили ей подождать у них, но она не захотела: сказала, что у нее билет на обратный автобус, и убежала. Больше ничего они не знали.

Пепе Молина приехал в город ночью и стал обходить все бары подряд. Многие помнили, как он спрашивал, не видели ли здесь его дочь. В конце концов, в пять сорок пять, пока отец караулил возле дома Сулоага, а полиция прочесывала улицы Бильбао, Барбара внезапно позвонила домой из Лериды. Трубку взяла мать. Барбара кричала, звала на помощь.

Вдруг связь оборвалась. Полиции быстро удалось установить, откуда звонила Барбара: из телефона-автомата в центре Лериды, у реки. Десять минут спустя телефонную будку нашли – пустую, со следами крови. На полу валялась сумка с вещами и документами Барбары, не хватало только телефона.

Ни одного свидетеля. Никаких следов.

Начиная с этого места – полнейшая, совершеннейшая загадка.

Сальвадор Лосано наливает себе стакан воды. У него до сих пор пересыхает во рту, когда он вспоминает те дни. Он отпивает воды и продолжает:

– В итоге отпуск пришлось отменить. Интуиция подсказывала, что дело серьезное и потребует моего присутствия. Так и вышло. Мы не дождались ни звонков, ни свидетелей. Мы дотошно проверили все следы и вещи, брошенные в телефонной будке. Это ни к чему не привело. Пепе Молина вернулся в Барселону сам не свой, постоянно приставал ко мне, требовал, чтобы мы действовали, чтобы задерживали подозреваемых, чтобы нашли его дочь. Мне пришлось остудить его пыл, а то он уже начал было интриговать против полиции вместе с газетчиками. Его можно было понять, он был не в себе. Мать Барбары будто бы уменьшалась, уходила в себя, а отец тем временем устраивал акции протеста с плакатами, которые только поднимали народ на уши и затрудняли расследование. Мужчина, способный отправиться на поиски дочери черт знает куда и созвать пресс-конференцию, также способен сам вершить правосудие. Несколько недель спустя он разбил лицо учителю истории Хесусу Лопесу, на которого тогда пало подозрение. Но я забегаю вперед.

Я вернулся к расследованию, стал подробно допрашивать ее родителей, подружек и ближайших родственников. Нужно было разобраться с ее окружением, и я решил надавить на мать: она лучше всех знала Барбару и, вероятно, хранила множество ее секретов. Так и вышло. Во время допроса наедине Нурия Солис расклеилась и призналась, что за три месяца до исчезновения обнаружила у Барбары синяки и порезы на руках и ногах. Она однажды вошла в ванную и увидела, как Барбара стоит голая и вытирается. Барбара всегда запиралась, подчеркнула она. Увидев дочь, Нурия пришла в ужас. Барбара солгала, сказала, что ехала с подругой на мотоцикле и упала, не хотела ее пугать. Больше всего Нурию удивили порезы на предплечьях. Там, где их никто не увидит, но кожа нежная и очень больно. Нурия Солис работала медсестрой и прекрасно знала, что такие раны люди часто наносят себе сами. Она прижала дочь к стенке, но Барбара все отрицала: что ее кто-то избил, что она сама себя порезала. Она уцепилась за свою историю о падении с мотоцикла, и Нурия смолчала, боясь чрезмерной реакции мужа. Таким образом, еще до побега кто-то причинил Барбаре вред. Может, ее парень, может, кто-то еще. Эва Карраско, подруга Барбары, ничего об этом не знала. Близнецам было тогда всего десять, они были убиты исчезновением сестры и ничем не могли нам помочь. Сестра Нурии, Элисабет Солис, и ее муж, Иньяки Сулоага, напротив, были очень близки с Барбарой и страдали оттого, что она не нашла их, когда больше всего нуждалась в их поддержке. Им тогда было тридцать шесть и тридцать девять, они были молоды, жизнерадостны, и, несмотря на горе от исчезновения племянницы, они описали ее иначе, чем родители: более радостной, более теплой, менее строптивой. Было очевидно, что именно к ним, открытым, либеральным и любящим, Барбара должна была обратиться в тяжелой ситуации. Но из-за того, что они жили далеко, им мало что удалось привнести в расследование, кроме разве что глотка свежего воздуха, который всегда радует.

– Простите, – перебивает Суреда, – вы сказали, что, когда Барбара к ним приехала, их не было дома, а телефоны не ловили? А где они были тогда?

– Плыли к островам Сиес. Как только узнали об исчезновении, тут же развернулись и поплыли обратно.

Суреда вновь перебивает:

– Кто и как им сообщил?

Лосано чешет в затылке. В тот момент, посреди всей этой суеты, этот вопрос показался ему неважным.

– Не знаю, думаю, им позвонила Нурия Солис, Элисабет – ее единственная родственница.

Но Суреда не сдается.

– Не понимаю. Если связи не было или они выключили телефоны, как же до них дозвонились?