Отравленный памятью

— Правда-правда, очень рад, — произносит тоном, не терпящим возражения. — В эти унылые стены давно сто?ило добавить красоты.

Снова меня назвали красивой. Ладно, даже если льстят, всё равно приятно.

— Только ты появилась, ребята вон с устроенной силой за работу принялись. — Филин берёт с полки растворитель и снова улыбается.

Его комбинезон разукрашен разноцветными разводами, что наводит на мысль, что он рисует. Хм, я-то думала, что здесь только болты крутят.

— Точно, — подтверждает Арчи. — А то сроки горят, а они вразвалочку. Зато теперь план не то, что выполнят — перевыполнят.

— И всё благодаря тебе, Кристина, — Филин одаривает меня ослепительной улыбкой и, зажав подмышкой бутылку с растворителем, уходит.

Смотрю по сторонам и понимаю, что всё, что на первый взгляд кажется хаосом и разрухой на самом деле чётко организованный порядок.

Неожиданно Арчи оказывается за моей спиной и наклоняется ниже.

— Пошли кое-что покажу, — шепчет, и его дыхание шевелит тонкие волоски за ухом. — Обещаю, что будет интересно.

Меня интригует это приглашения, и я иду за ним — покорная, молчаливая. Мы проходим между рядами полок, где хранятся инструменты, назначения которых я не знаю, минуем мотоциклы разной степени разборки и новизны. Здесь, наверное, не меньше двадцати аппаратов, но сосчитать не успеваю, потому что Арчи тащит меня всё дальше и дальше.

— Куда ты меня ведёшь? — не выдерживаю, но Арчи лишь отрицательно машет головой. — Постой, я же на каблуках! Сейчас шею себе сверну, сам будешь виноват.

Он оборачивается и окидывает меня взглядом, в котором притаилась улыбка.

В итоге путешествие наше заканчивается в самом дальнем углу мастерской. Там, накрытый плотной тканью серебристого цвета стоит, по всей видимости, мотоцикл. Наверное, именно его Арчи и хотел мне показать. Но что в нём такого интересного? Любопытно.

— Я понимаю, что ты не специалист... — начинает Арчи, отпуская мою руку, и подходит к мотоциклу, но ткань срывать не торопится. — Пусть так, но мне хочется тебе его показать.

— Я постараюсь понять. Я вообще-то сообразительная, да, ко всему прочему, меня дед воспитывал, поэтому в мужских игрушках кое-что понимаю.

Мне непривычно видеть Арчи таким — немного робким, смущающимся. Он вцепился в край серебристой ткани до белизны костяшек, а мне отчаянно хочется подойти к нему и просто, положив голову на плечо, успокоить.

— Подожди, не перебивай. — Арчи сильнее сжимает край чехла в кулаке, а я невольно любуюсь, как напрягаются мышцы под кожей мощных предплечий. А он продолжает: — Знаешь, моей главной страстью всегда были мотоциклы. С десяти лет, когда нам с Филином впервые разрешили прокатиться самим, брежу ими. Я научился ремонтировать их, перебирать моторы. Лепить из дерьма конфетку тоже умею. Это моя страсть, моя жизнь, а бензин заменяет мне кровь. Наверное, когда я наконец сдохну, и в морге распотрошат мой труп, вместо внутренних органов у меня найдут болты, гайки, двигатель и бензобак.

— Не говори о смерти, пожалуйста.

— Я никогда её не боялся, — говорит, и какая-то тень омрачает его лицо.

Хочу сказать, что знаю о его потере и мне близка его боль, но молчу, потому что Арчи сейчас важно выговориться.

— Но не об этом речь. Мне просто важно, чтобы ты поняла, какое значение имеет для меня всё это. За свою жизнь я отремонтировал и перебрал столько мотоциклов, что и не сосчитать, но никогда мне не попадался, настолько прекрасный экземпляр.

— Здо?рово.

— Это больше, чем здо?рово, — говорит Арчи, подходит ко мне и становится настолько близко, что воздух мигом исчезает из моих лёгких, горло сжимает спазм, а кровь начинает стучать в висках. — Я не только хотел продемонстрировать тебе этот мотоцикл, который может показаться тебе ржавой кучей металлолома.

— А чего ты ещё хотел? — слова вырываются на свободу, точно сквозь толщу воды. Или это у меня просто уши заложило?

— Я хотел сказать, что после того, как ты появилась в моей жизни, что-то изменилось. Вокруг, но самое главное — внутри меня. С каждым днём камень, который давил на грудь становится всё легче и легче.

— Ох...

— Вот тебе и «ох», — хмыкает, а я стою, боясь посмотреть ему в глаза и уткнувшись взглядом в широкую грудь, обтянутую тёмно-серой майкой. — Крис, ты нужна мне, понимаешь? Можешь не верить, сомневаться, смеяться — я не смогу тебе запретить. Но, пожалуйста, если ты ко мне хоть что-то чувствуешь, то останься. Просто рядом. Ты нужна мне.

От этих слов голова готова взорваться, а в груди с каждым вдохом разрастается огненный шар, который грозит спалить меня полностью, не оставив даже пепла.

— Ты уверен, что тебе не кажется? Уверен, что нам сто?ит что-то начинать? Мы такие разные...

— Крис, разные не значит неподходящие.

В голосе ни капли сомнения, и я невольно заражаюсь его уверенностью, с каждым мгновением чувствуя себя сильнее.

— Я ничего не требую, хотя у меня и кружится голова и в глазах темнеет, когда вижу тебя. Ты красивая, чертовски красивая, но не об этом речь. Ты мне нравишься так, как не нравился никто уже долгие годы.