Отравленный памятью

Никогда мне не забыть его алую от выпитого харю и мерзкую ухмылочку.

— Красотка, почему здесь сидишь? Разве тебе с нами не интересно? — Взгляд его глаз — студенистых, бесцветных, с сеткой кровавых прожилок — ползал по мне, как большой отвратительный таракан. — Иди, детка, ко мне, ты такая грустная. Я тебя пожалею.

Он ещё что-то говорил, делая неустойчивые шаги в моём направлении. Ещё секунда, и вот он стоит совсем рядом — такой большой, с огромным, словно африканский барабан, животом.

Я пыталась кричать, только никто не реагировал. Могла хоть горло себе сорвать, не спасло бы. Надо было что-то делать и срочно, пока этот человеческий мусор не запустил руки мне под юбку. Неожиданный гость дышал мне в шею, щупал, мацал, но не торопился. Я брыкалась, пыталась его укусить, пнуть больнее, но безрезультатно, да и сил во мне — как у полевой мыши в обмороке.

— Чего ты ерепенишься, дура? — сопел мне на ухо, сжимая как в тисках. — Никитос сказал, что ты послушная. Детка, я тебя в карты выиграл, так что не дёргайся. Тебе понравится, я буду нежным.

— В карты?

Я не могла в это поверить, но мужик не был похож на шутника.

— Да, проигрался этот придурок в хлам, поэтому я здесь. Ну, не ломайся, детка, — не хочется применять силу, а то могу не рассчитать и сделать тебе очень больно.

Больно? Разве могло быть больнее?

Наверное, ему надоело возиться с брыкающейся жертвой, и он развернул меня спиной к себе. Ещё немного и случилось бы непоправимое, но я укусила его за пальцы, которыми он попытался закрыть мне рот. Наверное, больно укусила, потому что придурок взвыл и, громко матерясь, выпустил меня. Воспользовавшись паузой, схватила, стоящий на подоконнике, цветочный горшок и саданула его по башке. Горшок разбился, башка — не уверена, но мужик свалился на пол.

Я боялась представить, что убила его, но оставаться в комнате и проверять не хотелось.

Меня душила ненависть из-за того, что Никита так со мной поступил, но больше всего я злилась на себя, что позволила так с собой обращаться. Это придало мне сил: я поняла, что должна выбираться из этого проклятого дома, который чуть не стал мне могилой. Не знала, что собиралась делать — в тот момент могла думать только о свободе.

Я разулась, чтобы заглушить звук шагов, но из гостиной по-прежнему раздавался шум истерического веселья, а значит велик был шанс, что получится уйти незамеченной. И мне повезло! Впервые в жизни! Никто не сторожил дверь, а значит, путь к свободе ничто не преграждало. Это подстегнуло меня, придало сил. Всё ещё босая, с лихорадочно бьющимся после инцидента наверху сердцем, рванула на улицу. Оставалось только одно препятствие: высокий забор. И здесь удача, словно в сладком сне, повернулась ко мне правильным боком: в дальнем углу стояли мусорные баки. Крышку одного из них я использовала как трамплин на пути к свободе.

Я бежала по дороге — босая, в разорванной одежде, растрепанная, но счастливая.

И как оказалось беременная.

* * *

Всё время я слушал её, не веря собственным ушам. Неужели эта хрупкая девушка смогла всё это пережить? От злости сводило челюсть: хотелось найти этого гада и оторвать ему его тупую башку, а тело скормить бешеным собакам. Нет, лучше живого бросить им на растерзание.

— И ты прячешься от него?

— Нет, Арчи, не из-за этого я прячусь. — Твою мать, неужели это ещё не всё? — Ты побледнел... Наверное, не стоило обо всём этом рассказывать.

— Нет, всё в порядке, — заверяю её, хотя охренеть, в каком всё беспорядке. — Я же обещал тебя выслушать, а я привык держать слово.

— Хорошо. Продолжать?

— Да.

— В общем, Никита бросил все силы на поиски пропавшей игрушки, да только последнее, что я собиралась делать — возвращаться назад. Нет, он бы убил меня, я его знаю, поэтому дед постарался всеми правдами и неправдами спрятать меня. Мы надеялись, что Никита успокоится и бросит свою затею. Только он не из тех, кто заворачивает на половине пути — он всё привык доводить до конца.

— Он нашёл тебя?

— Нет, он пришёл к Эдику и стал требовать, чтобы тот выдал ему место моей дислокации, но нарвался на жёсткий отпор и полное нежелание сотрудничать. Я пряталась в лесном домике, без телефона, Интернета и прочих радостей цивилизации. Зато мне было спокойно — впервые за долгое время. Дальше точно рассказывать? — спрашивает Кристина, словно даёт мне последний шанс избежать этой участи.

— Само собой.

— Сам напросился, — невесело улыбается и продолжает: — Дед меня не выдал, за что, собственно, и поплатился. В общем, когда минул третий день, а Эдик так и не пришёл меня навестить, я заволновалась. И, рискнув всем на свете, вернулась глубокой ночью домой. А там...

— Что там?

— Там, на кухонном полу лежал труп единственного человека, который любил меня — моего деда. И я поняла, кто это сделал.

— Никита?