Отражение мира

До отражений умерших людей.

В обшарпанных зеркальных ликах,

Средь звуков ходиков смешных,

В углу, поскрипывая лихо

Среди забытых пыльных книг,

Звучал давно забытый всеми

Уставший граммофон в годах.

Я приютил его на время,

Так и прижился навсегда.

Когда надоедают «цифровые» звуки,

Я вынимаю вилку из сети,

Беру кривую ручку в руки,

И песня ямщика в эфир летит…

* * *

Не беспокойся понапрасну,

Судьбу напрасно не кори

И всуе слов не говори,

Которые весьма опасно

Взрывают душу изнутри.

До безмятежности мгновенье,

Одно мгновенье тишины.

Все, кто ушей не лишены

На расстоянье всепрощения

Как будто в жизнь воскрешены.

* * *

Заброшена неведомо куда,

Моя судьба шагает по пустыне,

Дрейфует в море и кругом вода,

В морозах лютых… – Сердце не остынет,

Покуда ты, где б ни была,

Со мною, словно пуповиной,

Неразделимой половиной

Всегда внутри меня жила.

И даже твой полет над миром

В кромешной, жуткой темноте

Я слышу шелест за эфиром

В недостижимой высоте.

Превозмогая неизбежность,

Через запрет переступив,

Дарю тебе любовь и нежность.

Прощаюсь – вновь недолюбив.

* * *

На горбу у седой горы

Появился мешок заплечный –

Красный, как надувные шары.

Это день промелькнул скоротечный.

И опять над горою мгла,

В пустоте растворилась дымка.

И полярная ночь легла.

День еще не дошел до заимки.

Может, завтра взгляну в окно,

В перемерзшую щель оконца,

Улыбнусь и скажу: «Оно!

Долгожданное, первое солнце!»

* * *

Откуда сны – оттуда и стихи.

Они, мне кажется, соседки,

Порой воздушны и легки,

Порой запутаны как сети,

В коряжник брошенные

Кем-то невпопад.

Уже не выловить ни ритма и ни смысла.

Все мысли врассыпную наугад,

И не поймать: тут формулы и числа.

Не помогают домыслы с натуги,

Как сон забытый, не пересказать.

Когда стихи не падают на руки,

Их из объятия Морфея не отнять.

Не каждый сон – скажу, бывает вещим,

Не каждый стих запишется в тетрадь.

Сквозь стык миров, неощутимых трещин

Замироточит стих,

Умейте ждать.

* * *

Сначала сны, потом забвенье,

Зеленый прищур миража,

И за прощеным воскресеньем

Уже не слышно куража.

Являлся Он во сне иль в яви?

Просил прощенья иль прощал?

И взглядом душу продырявил,

Как будто что-то возвращал.

И что-то сам унес незримо.

Нет больше тяжести и сил,

Все осознать невыносимо.

Понять. Зачем Он приходил?

* * *

Ты не простила мой уход,

Твой взгляд сочится укоризной.

Меня анафемой и тризной…

Упоминает весь твой род.

И мне свечу за упокой

Живому богохульно ставят,

И посармой* по миру славят.

Старуху дряхлую с клюкой

Вдогон моих шагов направить

Желает вся твоя родня.

А я за здравие на днях

Поставил всем от сердца свечи.

Тебе, быть может, станет легче,

Когда «отпустишь» ты меня.

*У нас не скажут:"Заругался матом." А скажут:" Заругался посарма". Откуда это слово? Племена сарматов, видать, рядом с нами жили и исчезли теперь, скорее всего всосались в русских. Эти сарматы сильно матерились. Вот от них русские и переняли мат и появилось "Ругаться посарма", т. е по-сарматски. Из комментариев к рассказу Сергея Соколова-Ивинского«Шланга».

* * *

Ночь все бессмысленней

и злее.

С тоской на пару,

не спеша,

они гуляли по аллее,

листву в сомненьях

вороша.

А под ногами, еле

слышно,

все краски осени

смешав,

лег первый иней ярко,

пышно.

И в одиночестве душа,

листом продрогшим

зазвенев,

навзрыд заплакала,

хмелея.

Вот ночь покинула аллею,

на милость поменяв

свой гнев.

* * *

Я мир желаний перелил

Из чаши в чашу.

В галоп на ветер

Поскакал табун.

Я выпил ветер снов

И радость Вашу.

Под стук копыт с землей

Смешав табу,

Не от запрета, до запрета

Через высь,

А вместе с высью, табуном

И летом.

Желаний мир испит.

По чашам полились

Желанья новые без ложного запрета.

Табун летит обратно на луга

Из внутреннего мира. Помолчи…

Во внешнем космосе

Свирепствует пурга.

Лишь между ними

Вечные лучи.

* * *

Строка из головы вспорхнула

Воробьем – и в стайку

К своим. Поди их разбери.

Все крутится, а ну-ка угадай-ка…

Кто место поменял,

Кто прокричал «чирик»,

Кто моет клюв росою неумело,

Кто в луже кувыркается, кто спит.

А стайка та же,

Все как прежде целы.

Но стих не так,

Совсем не так звучит.

ЧУЖАЯ МУЗА

Быть может, сейчас рассказать и поведать?

Очнись! Отзовись! Прокричи пару фраз.

К чему привели тебя тайные веды?

Кого одурманила ты в этот раз?

Поверь, я уже не ревную ни капли,

И мне безразлично молчанье твое.

Все строки в болоте застыли, как цапли,

Хватая из тины чужое вранье.

Уже пережив сотни тысяч чужого,

Я часто встречаю в них руку твою.

Описывал раньше и Даль, и Ожегов,

Но в разном порядке на строки встают.

И ты обо мне тоже, видимо, помнишь,

И память на память, сменяв баш на баш,

Диктуешь свое. Ты иначе не можешь.

И я не случайно точил карандаш.

* * *

Я не имею права злиться,

Да, и, поверь, мне ни к чему.

Душа пытается влюбиться,

Не подчиняется уму.

И сердце с болью вылетает,

Не в силах свой покой найти,

А ум с душой переплетает

Стальные сети на пути.

* * *

Устал!

Безделье – не труд.

Я вышиваю в строках вечность.

Отстал…

О гениях все чаще врут…

Я полагаю, бесконечность – не для меня.

Я дня не помню.

Пускай у моего огня

Меня в сиянии запомнят.

Запомните меня.

* * *

А вот и оболочка приросла,

Как облачко, почти неуловима.

Провал воды от легкого весла,

Случайный аромат, скользнувший мимо,