А мир казался стылым и унылым.
Но я любил печаль твоих минут.
Твои мгновенья жизни стали Летой –
Рекой, в которой вечер плыл.
Я провожал тот вечер до рассвета.
***
Покуда страсть обуревает человеком
И путь его в пространстве млечном
Так быстротечен,
Длителен
и вечен.
Глаза сияют звонким смехом.
Одной улыбкой,
жестом,
в мирозданье,
Вдруг зачеркнув великие страданья.
Столетия сплетая для
единой ночи,
дня
и мига для.
Был создан мир практически с нуля.
***
Зачем, весь мир вверх дном перевернув,
Объевшись правды, не найдя ответа,
В мой тихий мир прописывать войну?
Глаза песком засыпало от ветра
И десна оцарапал сухарем
И щиплет губы от постылой правды,
И есть ли смысл пятна под фонарем?
Ответ простой. А я, признаться, рад бы
Не получать ответов на вопрос.
Вопросов нет. К чему они рассвету.
Мир бесконечен и предельно прост,
Не усложняй мой мир своим ответом.
Остановись. Не думай ни о чем,
О красоте и нежности не думай.
Дай миру жизнь и оставайся в нем,
А о любви и верности не думай.
Разлейся в свет, как терпкое вино.
Растай в лучах, не помня о восходе,
И всё пройдет окольной стороной.
Промчался миг и новый миг приходит.
***
Я стихи писал на салфетке,
Это многим знакомо поэтам.
Сердце рвется синицею в клетке,
Я тебе благодарен за это.
Диктофон под рукою навскидку,
Но бумага надежней, честнее.
На салфетке яснее ошибки,
Как листва на осенней аллее.
ПОЛЯРНАЯ НОЧЬ
С небесной плахи словно богу Ра
Срубили голову и бросили в корзину,
Гуляет ветер и стекла жара,
Сплетенье веток ожидает зиму.
Накрапывает дождик о беде,
И вот уже снега псалмы запели.
Весь город белым саваном одет,
Седели крыши, улицы седели.
Лишь где-то там, в далеком январе,
Прорвется свет младенцем из утробы,
Мы эту казнь встречали много лет
И воскрешенье матери природы.
По-детски дружно веселясь,
Как мотыльки, из мрака вылетали
Навстречу солнцу, словно в первый раз,
И будто отроду восхода невидали.
ВЗРОСЛЕНИЕ
Как невозможно жизни научить за вечер,
Так смерти невозможно научить зажизнь.
Хотелось крыть не картой – матом. Нечем
Мне глупость жизни вмиг остановить.
Как нереально объяснить с разбегу,
Что финиш все равно необходим.
Так ты глупа? Ну что ж, иди по снегу,
А я свой путь опять пройду один.
И мне стареть, уверен, не придется,
Я лишь взрослею, ты не верь в меня.
Глупей меня всегда другой найдется,
А я бессмертен с нынешнего дня.
***
А мне курить сегодня одному,
Я покурю, есть время мыслям странным.
Я поклонюсь сегодня январю,
Ветрам, порой холодным, но желанным.
Я поклонюсь метелям до земли.
Нет, не склоняюсь, просто бью поклон,
И если вы так кланяться могли,
Я знаю, вы со мною в унисон
Ловили взглядом каждый огонек,
Снежинку каждую, как пламя,
И ветру шли вразрез и поперек,
Поэтому я нынче рядом с вами.
НАБРОСКИ
Наброски, наброски,
Наброски неброски,
Наброски– младенцы
И переростки,
Шлифую, ломаю,
Как свежие доски,
Как слеги, набросок
К наброску сгоняю,
И стружку к сараю,
И щепки на топку.
Безжалостно щепки
Огню доверяю,
И доски-наброски
Шлифую, сгоняю,
А печка горит
Нестерпимо и жарко,
Но доски на топку,
Поверьте, мне жалко.
***
Нелепые травмы нелепого года
Не делают драмы: слова и погода.
Случайны намеки на порчу и сглазы.
Небесные слезы случайны, как фразы.
Мы думаем тихо и молимся громко.
Все наоборот, словно в стоге иголка.
Так невозможен этап оборота:
От идола к Богу, от бога до Бога.
Меняя пристрастья и перерастая,
Себя забываем, судьбу обгоняя,
Не помним нелепых, но сказанных всуе
Окутанных фраз. Мысли снова рисуют…
И каждый по-своему краски разводит,
Дорисовав то, что правильно вроде.
По-своему каждый заполнит пространство.
Рисунок размыт, словно зрение пьянства.
Прищуривши глаз, разобраться пытаюсь,
Я вновь по пространству и фразам скитаюсь.
Нет сил устоять и пройти по дороге.
Мне идолы сами талдычат о боге,
И голос молитвы становится тише.
Я мысли свои громогласные слышу,
Все громче и громче, до крика, до боли.
Да что, все оглохли и вымерли, что ли?
Я мысли кричу.
И не слова о боге!
Я, словно убогий, усну на пороге.
КОРОТКОЕ ТЕПЛО
Косая бровь через зрачок
Дельфином через солнце скачет,
И ветер – высохший смычек–
По струнам дребезжит и плачет,
А ветки струны тянут ввысь,
Своей мелодии не слыша,
И соком почки налились
И к рыжей тянутся над крышей.
А здесь, поверь мне, до тепла,
Если считать не по неделям,
А по морозам и метелям,
Тепло забрезжит за апрелем.
Случается и здесь жара,
Как у бикфордова шнура,
Прогреет север еле-еле,
И вновь взрываются метели.
А фотография молчит,
И так же нем почтовый ящик.
В твоих зрачках поют лучи
О чем-то, в Лету уходящем.
В два года раз, по отпускам,
Лишь обновляя фотоснимки,
Тебя встречал и отпускал,
А сам на север, до Дудинки.
Где, как обычно, до тепла,
Если считать не по неделям,
А по морозам и метелям,
Тепло забрезжит за апрелем.
Случается и здесь жара,
Как у бикфордова шнура,
Прогреет север еле-еле
И вновь взрываются метели.
ИГРОК
У рубежа, где начинается азарт,
Хохочет время, разлетаясь на рубли.
И разум, умирающий внутри,
В себя не верит, верит только в фарт.
А фарт на кон поставить не с руки,
Не разменять и на сукно не бросить.
Уже не важно, как ложатся кости.
Азарт рубаху, душу рвет в куски.
ЗА РАССТОЯНИЕМ ГРЕХА