Отражение предназначения (СИ)

После встречи с чародейкой ее припадки усилились. Сначала не так явно. И Цири боялась. Боялась, что сходит с ума. Начала путать явь со сном. И этот голос. Он искал ее, преследовал везде.

«Ну и странный же был сон», — вспомнила она увиденное.

Первый сон за столько дней. Первый, в котором она не чувствовала страха и боли. Первый, который касался не ее. Сон, в котором она видела Геральта. И, наконец, Айри. Об одной только мысли о ней стало немного теплее и казалось, что даже боль отступила. В забавной шляпе ее сестра шла по узкой тропе под звездным небом с алой луной. Цири хотела дотянуться до нее, но не могла. Хотела окликнуть, но не могла издать ни звука. А фигура сестры все отдалялась и отдалялась, а вскоре и вовсе исчезла. На ее месте осталась лишь пустота, от которой Цири стало невыносимо тоскливо и больно.

Прошло уже почти полгода…

«Что же те сейчас делаешь, сестра? Думаешь ли обо мне?»…

В другом сне, где был Геральт, властвовала ночь и вода. Вернее, дождь, который покрывал рябью воду канала, шумел в гонтах крыш, стропилах сараев, блестел на досках помостов и мостиков. Во сне Геральт был не один. С ним был мужчина в смешной шапочке с торчащим пером на макушке, обвисшим от влаги и в таком вычурном камзоле как у бродячего артиста. И худощавая девушка в зеленом плаще с капюшоном. Все трое медленно и осторожно шли по мокрому помосту. Цири не знала их, но чувствовала, что это — близкие друзья. На миг она увидела, как Геральт замер и посмотрел по сторонам, будто почувствовав ее.

Из воспоминаний ее отвлекли голоса. Кто-то еще не спал в соседней комнате. Через щель досок двери виднелся свет от свечи. Цири узнала голоса: первый принадлежал настоятельнице, а второй чародейке. Мать Нэннеке что-то говорила и очень быстро, колко и с явным неодобрением.

— Ты обманула мое доверие, — говорила она. — Не следовало этого позволять. Можно было догадаться, что твоя антипатия к ней приведет к несчастью. Я не должна была разрешать тебе. Ведь я тебя знаю. Ты бездушна, ты жестока, а ко всему прочему еще оказалась безответственной и неосторожной. Ты безжалостно терзаешь ребенка, принуждаешь к усилиям, которые она не в состоянии совершить. Ты бессердечна. У тебя действительно нет сердца, Йеннифэр. И что только Геральт в тебе нашел?

— Полагаю, это не ваше дело. И можно потише?

— Здесь я хозяйка…

Цири прислушалась, чтобы уловить дальнейшие слова чародейки. Ее холодный, жесткий и звучный голос звучал так непривычно, мягко. Цири сама удивилась такой перемене. Она ожидала услышать, как чародейка отреагирует с привычной едкостью и строгостью, как посмеется над недалекой жрицей, как высмеет ее чрезмерную щенячью заботливость. Как скажет то, что говорит обычно. Но Йеннифэр ответила тихо. Так тихо, что девочка не только не поняла, но даже не расслышала слов.

Цири хотела дойти до двери и подслушать, но передумала на половине пути. Вернувшись обратно в кровать, тихо уснула, желая вернуться в тот сон, где все ее близкие.

Второе пробуждение вышло менее приятным. Никакого сна о Геральте или Айри. Только Холод и Тьма. Выплывая словно из густого тумана, она ощутила чье-то теплое прикосновение. Йеннифэр держала ее за руку и сидела рядом с ней, мягко поглаживая ее вспотевшую руку.

— Отдохни, Цири. Тебе нужен отдых, — сказала она.

В темноте поблескивал лишь фиолетовый свет от глаз чародейки. Такие красивые…

— Я увидела странный сон… — сухо произнесла Цири. — Там была ты и я.

— Спи Цири, я рядом. Я постерегу твой сон. Тебе нужны силы.

— Х-хорошо…

Время для Цири перестало ощущаться. Вспышки припадков терзали и отнимали много сил. Опаснее всего припадки травмировали и ослабляли рассудок. Иногда Цири думала, что голоса вполне реальны, они где-то здесь, а Йеннифэр всего лишь плод ее воображения.

Если боишься, вернись. Эти двери открывать нельзя. Ты об этом знаешь.

Знаю.

И все-таки ведешь меня туда. Зная, что Хаос нельзя подчинить. Только поддаться.

Я должна…

Почему? Может, ты ошибаешься? Ты перепутала небо со звездами, отраженными ночью в поверхности пруда…

Один раз ей удалось поговорить с голосом. И Цири была уверена, что это человек — такой же, как она, как Йеннифэр. Цири встряхнула головой, рассыпав пепельные волосы. В какой-то момент она смогла изгнать голос силой воли. И теперь оказалась перед коридором. Сквозь всеобъемлющий мрак она видела двери, и те, которые она только что миновала, и те, что уже остались далеко позади. И оттуда, издалека, из тьмы, увидела яркий свет. Холодную белоснежную сферу.

Она проснулась, дрожа от холода, и не помня в который раз, какой сегодня день, сколько она здесь лежит и вообще, проснулась ли? Резко подняв голову, сбросила примочку, свежую — примочка была мокрой и холодной. Ее заливал холодный пот, в висках опять звенела и билась тупая боль. Рядом на кровати так же сидела Йеннифэр, отвернувшись так, что Цири не видела ее лица. Видела только бурю черных волос.

— Цири… — позвала чародейка. — Ты не поела…

— Н-не знаю, — в растерянности шепнула Цири.

— Ты должна есть, — сказала чародейка странным, не своим голосом.