Отражение (СИ)

Нет, он не мог этого сделать. Единственное, в чем Кея был уверен безоговорочно, или, если быть точнее, в ком — так это в себе. Он помнил любую мелочь, что произошла с ним, начиная с шести лет, и пусть он порой бросает слова, вроде «я тебя не помню» или «забыл, ты кто», это было ложью. Хотелось бы ему вычеркнуть из памяти некоторые события, но, увы, это одно из того немногого, что было ему не по силам.

Возле дома он долго сидел в автомобиле, разглядывая задернутые шторами окна и слушая тихий отдаленный стук бамбукового водосборника.

Непонятно, зачем он себя мучил, ведь идти домой ему было вовсе необязательно. Он мог бы быстро продать его, купить с десяток новых, но… Вот тут появлялась загвоздка — в чем это «но» заключалось, он искренне не понимал.

Наконец, Хибари вышел из машины, слишком громко захлопнув дверцу, и направился к воротам.

Когда умерла Мей, он почувствовал, что ставший привычным уклад жизни нарушился — всё. Даже при жизни ее присутствия он особо не замечал: она была тихой как мышка, редко смела его тревожить и просто молча служила ему, как сотня других людей из его организации. Моменты близости были достаточно редки — благо Кея не особо был охоч до этого занятия, сюсюкаться он и не собирался, так что их отношения заканчивались на том, что они просто ложились вместе и спали.

С Хром было совсем иначе. Именно поэтому ее потеря была такой… тяжелой. Непривычно тяжелой.

Он поднялся на второй этаж, без долгих раздумий зашел в свою спальню и прилег на кровать.

Он всегда спал на полу, и ему было вполне комфортно, но Хром настояла именно на кровати. Ей вообще удавалось повлиять на него, касалось это мебели или того, чем они будут заниматься. Хибари даже нравилось ей потакать — в какой-то мере это было забавно. Может быть, ей бы удалось… что-нибудь сделать с ним. Ей и ребенку, которого он так хотел.

В кармане пиджака разразился трелью мобильный телефон, и Кея, быстро выудив его, приложил к уху.

— Хибари Кея.

— Гарри Коулмен, CEDEF. Мистер Савада посоветовал связаться с вами по поводу…

Хибари приподнялся на локте, хмуря брови. Что-то было с ним не так.

Голос собеседника то стихал, то вдруг бил в голове с дикой силой. Он моргнул, пытаясь подняться, но не получалось.

— …шите?.. бари…

Перед глазами расплывалось темное пятно, которое в одно мгновение затмило все.

***

Это не было похоже на потерю сознания — такое он уже переживал, и на сон — тем более.

Он словно шел против течения в мутной обволакивающей воде, а вокруг было темно и пронзительно холодно, и будто в пустынном коридоре гулко раздавались обрывки слов, произносимые разными смутно знакомыми голосами.

В какой-то момент сопротивление прекратилось, и он от неожиданности упал на колени, а потом на затылок резко надавило, и он ткнулся лицом в шершавый каменный пол.

Его как по голове ударило. И голос он узнал сразу, и руки, небрежно схватившие волосы на загривке. Он просто оцепенел, его буквально парализовало, отнялся голос, и внутри все сковало пробирающим до костей холодом.

— Молчишь, Хибари Кея? — ударил по ушам до отвращения самодовольный голос. Это было так реально, так… словно он вернулся в прошлое. Он даже чувствовал эту омерзительную, раздражающую слабость и запах цветущей сакуры, которую он с тех самых пор возненавидел всем сердцем. — Что же ты так? Где же твои угрозы, которыми ты только недавно меня засыпал?

Он все еще находился в глубоком шоке, и каждое слово до него доходило необычайно медленно. Но следующее же движение вернуло его в норму.

— Эй, тихо! Хибари, все нормально, тихо.

Кея резко вскочил, схватив руками воздух, и, бешено мотая головой, попытался подняться.

— Папа! — испуганно воскликнул Катсу, с изумлением и ужасом наблюдая за ним. Шамал приложил к губам палец, взглянув на него, и дотронулся до плеча Хибари, но тот резко отмахнулся и схватил его за воротник, замахиваясь для удара.

— Это я! — без тени страха выкрикнул Шамал, впившись пальцами ему в плечо, и он медленно расслабился, тяжело дыша и мелко содрогаясь. — Успокоился?

Хибари отпустил его и выпрямился. Он все еще чувствовал жжение от стертой на коленях и ладонях кожи, и запах крови, перемешанный со сладким ароматом вишни.

Но он был в стерильно чистой, девственно белоснежной больничной палате, а рядом с ним находился Шамал. И рядом, у его постели, замер с нелепо раскрытым ртом Катсу.

— Что случилось?

— А это надо у тебя спросить. Ты совсем идиот, да? — с ноткой фальшивой жалости поинтересовался Шамал.

— Выбирай слова.

— Какой умник посоветовал тебе мешать алкоголь и антидепрессанты? Ты ведь откинуться на тот свет мог.

— Я не пил.

— Разумеется.

— Последние два дня — не пил.

Шамал устало вздохнул, словно говорил с трудным подростком, и откинулся на спинку стула, отъехав от его постели примерно на метр — к столу.

— Ты учитывай особенности своего уникального организма. Ты под действием парализующего яда размахиваешь своими палками и с переломанными костями дерешься. Естественно, что на тебя подействовало слабее и не вырубило сразу. Ты же сейчас таблетки принимаешь? Сколько и какие? Небось глотаешь горстями.

— Я ухожу.