Отражение (СИ)

— Папа, — умоляюще начал Катсу, но тут же поправился, наткнувшись на ледяной взгляд, — отец, побудьте немного здесь, отдохните.

— А убийцу кто искать будет? Ты?

Катсу отвел взгляд. Он, конечно, хотел отомстить за Юи и Хром, увидеть смерть ублюдка своими собственными глазами, но… Отца он не хотел терять намного больше.

— От вас все равно не скроется, сколько бы времени ни прошло.

Хибари побуравил его пристальным взглядом с минуту и медленно, все еще раздумывая, кивнул. Катсу с облегчением выдохнул, а Шамал насмешливо хмыкнул, прекрасно зная особенность Кеи в том, что ему довольно легко присесть на уши, наобещав ему с три короба или просто банально польстив. Разумеется, подобное работало только с теми, кого он считал потенциально интересными или неопасными.

— Ты не в школе?

— Хибари, если бы он пошел в школу, то ты бы так и валялся у себя дома в судорогах, так что не накидывайся на бедного ребенка.

— Не учи меня, как мне говорить с сыном.

— И это благодарность за спасение?

Хибари проигнорировал его вопрос, поднялся и, быстро переодевшись, хотел было уйти, но снаружи послышалась громкая возня, топот и взволнованные голоса.

— Где этот урод?! — бушевал в коридоре Савада, по очереди распахивая каждую дверь. Шамал, согнувшись над своим столом, посмеивался, и Кея раздраженно закатил глаза, поправляя запонки на рукавах.

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник Тсунаеши — бледный, с красными от недосыпа и ярости глазами, в черном костюме он был похож на саму Смерть.

— Ты, — обвиняюще тыча пальцем в Хибари, двинулся к нему он, — коньки надумал откинуть? Сдохнуть хочешь, так мог бы обратиться ко мне, наркоман недоделанный!

Хибари дернул бровью. Пусть Саваде многое позволялось с его стороны, но подобные речи он в свой адрес терпеть не желал.

— Только не у меня в кабинете, — предупредил Шамал, подъезжая к ним на стуле и становясь между ними. Пламя, обжигающее его с двух сторон, его ни капли не пугало. — Я вас обоих сейчас отправлю в летаргический сон.

Из-за приоткрытой двери на них испуганно таращились медработники.

— Ты что, мать твою творишь? — прошипел Тсуна.

— Я не отчитываюсь перед тобой.

— А должен бы!..

Хибари собрался врезать ему по зубам за такие слова, но Савада вдруг погасил пламя и шмякнулся на койку, где совсем недавно лежал он.

Шамал недоуменно подкатил к нему и приподнял его лицо, опущенное вниз.

— Ба! Сознание потерял, — удивленно протянул он. Хибари с недовольством посмотрел на приготовленные к бою тонфа и убрал их обратно в коробочку. — Ладно, пусть поспит здесь. Я ему поставлю капельницу и выпишу успокоительных. — Шамал заботливо прикрыл Саваду одеялом и потрепал его по волосам. — Хибари, я положил тебе в карман антидепрессанты, но другие — более щадящие. Ты в них нуждаешься, я вижу, но постарайся не принимать их слишком часто и не мешай с алкоголем.

— Они мне не понадобятся, — отрезал Кея и вышел из кабинета. Шамал покачал головой.

— Спасибо вам, — поклонился Катсу, вызывав на его лице легкую улыбку, и выбежал вслед за отцом.

— Ты собираешься болтаться за мной весь день? Иди и займись делом.

— Я буду следить, чтобы вы не перетруждались.

— Ты? Следить за мной? — Хибари опасно прищурился, подходя к нему, и Катсу с волнением заметил, как подрагивают его пальцы, словно он чего-то боялся. Хотя, конечно, папа никого никогда не боялся и не побоялся бы. — Ладно, — неожиданно кивнул он.

— П-правда?! — изумлению Катсу не было предела.

Хибари легонько, одними уголками губ, улыбнулся и, стремительно развернувшись, двинулся по лестнице вниз. Катсу припустил за ним, держась за перила и перепрыгивая через ступеньки.

— Долго я лежал? — без особого интереса спросил Хибари.

— Мм… я точно не знаю. Я приехал… домой после обеда, часа в два, увидел, что дверь открыта, и понял, что вы там. Испугался, когда нашел вас…

— Ты не должен бояться. Ничего и никогда, что бы это ни было. Это самое отвратительное чувство, которое только может быть. Хуже только…

— Только?..

— Сострадание.

Катсу приостановился. Если с первым он еще мог скрепя сердце согласиться, то со вторым… Сострадание же делает мир лучше.

— А как же ненависть? — спросил он, нагоняя отца, который и не подумал его ждать.

— Она где-то в середине списка.

— А какое чувство тогда самое хорошее?

— Гордость.

Это было похоже на отца.

— Отец, а злость?

Хибари удостоил его вопросительным взглядом.

— А что? К чему эти вопросы, типичные для дошкольника?

— К тому, что я испытываю сейчас большинство из них. — Катсу скрипнул зубами, сжимая кулаки. — Хочу убить их. Разорвать в клочья, раскидать их ошметки по всей округе и… — Он рубанул кулаком воздух и бессильно выдохнул сквозь крепко стиснутые зубы.

Хибари, удивленно вскинув брови, повернулся к нему.

— Злость — неплохое чувство. Оно питает пламя, позволяет ему разгореться жарче, ярче — сильнее. Не слушай других, которые говорят, что это неправда — все именно так. — Он огляделся. — Пойдем.

Катсу с замиранием сердца двинулся за ним, словно завороженный. Отец редко вел с ним такие продолжительные беседы, не сопровождающиеся рукоприкладством и уничтожающими взглядами.