Отражение сна

Время утекало. Она не училась ничему новому, отставала от намеченной Куратором программы. Уже давно не видела Яну, Хлою, Алексов с Аркадием… Кстати, об Аркадии. Как он там? Тренируется один? Раз уж его непутёвая спарринг-партнёрша опять прогуливает занятия.

А как там подросток, оклемался ли? Странно: она даже имени его не знала, да и виделись они всего три раза. Причём каждый раз мимолётно и экстремально, тут уж не до задушевных разговоров. И всё же он каким-то образом – неожиданно и без спроса, как всегда, – умудрился войти в её ближний круг. Зацепить, стать значимым. На душе заскребли кошки, когда она подумала о том, кто он, через что он прошёл. И что ему грозило. Несмотря на зловещие нагнетания Куратора, Марина не испытывала страха – только горчащую грусть. Теперь она сама желала помочь подростку, хоть чем-нибудь. Но он был там, а она – тут. Он не мог выйти из мира снов, а она – войти в этот мир.

Как долго это продлится? Когда бесконечная пустая темнота снова расступится перед ней, знал, наверное, один лишь Куратор. Знал – но не сказал.

От пирожных было невозможно оторваться, пока они не закончились. Но охвативший Марину голод был не только буквальным. Марина замерла перед клеткой Пелагеи, скользя пальцами по атласно-гладкому меху питомицы, любуясь его насыщенной рыжиной. Пелагея была на редкость флегматичной, особенно когда занималась важными делами вроде поедания корма, но спустя некоторое время взбунтовалась даже она: издав такой звук, будто ластиком провели по мокрому стеклу, морская свинка вывернулась из-под хозяйкиной руки и вперевалочку направилась к поилке.

Проведя в ванной целый час, слушая успокаивающий шум воды и нежась под струями душа, Марина окончательно убедилась: что-то не так. Её одолевали желания. Сесть на велосипед, подставить лицо упругому ветру, разогреть мышцы приятной работой. Послушать органную музыку, неземную, гулкую, доносящуюся будто со всех сторон, омывающую слушателя и проходящую сквозь него. Спросить наконец разрешения погладить соседского гроссшпица – белого и пушистого, как облако на ножках. Включить музыку из любимого фильма и потанцевать – просто так, сама с собой.

Это было нетипично. В последние годы желания только слабели, опадали как осенняя листва – и вдруг расцвели пышным цветом. Состояние было похоже на голод – только хотелось не еды, а ощущений. Если бы в теле существовал орган вроде желудка, отвечающий за переваривание прикосновений и звуков, то у Марины он бы сейчас жалобно урчал (Марина попыталась представить урчащий мозг и фыркнула).

О причинах гадать не приходилось. Куратор доходчиво объяснил, что с ней сделал подросток. Да она и сама это чувствовала. Отдав часть своих сил и отправившись на реабилитацию, она теперь должна была восстанавливать запасы. Отдыхать. Желать. Ощущать.

Мелких желаний было много, целая россыпь. Больших желаний – всего пара штук. Мысленно измерив их, Марина нашла одно особенное. И очень давнее. Настолько давнее, что его уже почти завалила груда откладываний и сомнений: чем дольше пытаешься на что-то решиться, тем сложнее преодолеть невидимый барьер. Особенно если речь идёт о человеческих связях: стоит такой связи оборваться – и люди отдаляются друг от друга, подхваченные течениями времени и обстоятельств. Ещё недавно вы были не разлей вода, а теперь дрейфуете каждый в свою сторону.

Бывают люди, похожие на тучи, делающие всё мрачнее и напряжённее. Бывают люди, похожие на солнце, согревающие всех вокруг; Наташа была как раз из таких.

Наташа с Мариной одновременно пришли работать в студию – достаточно большую, чтобы платить какую-никакую зарплату, и при этом достаточно маленькую, чтобы нанимать новичков без опыта. Марина только-только получила корочки художника-графика, и портфолио у неё было таким же тощим, как кошелёк: пара разовых подработок да одно участие в выставке. Наташа не могла козырнуть даже профильным образованием: она была экономистом-недоучкой, ушедшей с третьего курса, чтобы посвятить все силы тому делу, которое по-настоящему любила.

Нехватка базы сказывалась: изредка у Наташи проскакивали ошибки, в которые художников тыкают носом ещё на первом курсе. Но эти мелочи меркли на фоне энтузиазма и таланта.

Да, кто-то считает, что талант вообще не важен, что художник – это на 10 % светлая голова и на 90 % чугунный зад. Отдельные любители металлов утверждают даже, что для успеха достаточно стопроцентного чугуна. Может, они и правы. Но если трудолюбие – чугун, то талант – золото, его трудно отыскать и ещё труднее не заметить.

Наташа была и трудолюбивой, и талантливой. Надо нарисовать фон? Запросто – да так, что разглядывать его будет чуть ли не интереснее, чем персонажей. Надо покрасить? Без проблем – и палитра будет наслаждением для глаз. Каждая крохотная деталь у Наташи получалась живой и прямо-таки обаятельной – насколько обаятельными могут быть бутылочка зелья или мухомор.