Отражение сна

Чем дольше Марина смотрела не неё, тем сильнее становилось ощущение, что женщина не отключилась от реальности, а была отключена. Что она не отдыхающий капитан собственного тела, а кукла, которой управляет кто-то другой. И было до тошноты очевидно, кто.

– Она… – Марина судорожно сглотнула. – Она… одержима?

Анастасия презрительно сморщила нос:

– Если предельно упростить для «чайников», то да. Не отвлекайся!

Марина хотела отвлечься. Смотреть на трещины в асфальте, на ярко-жёлтую квасную бочку, как будто прикатившую из далёкого прошлого, на пролетевшего над их головами дрозда-рябинника – эту крылатую трещотку. Смотреть куда угодно – только не на женщину. Не на то, что притворялось женщиной. Не на то, что вело её – и их – неведомо куда.

Походка изменилась. Женщина прошла мимо маленького рынка, где, видимо, привыкла закупаться продуктами, и направилась дальше. Её движения стали меньше походить на человеческие. Её руки больше не качались туда-сюда в такт шагам, а плетьми повисли вдоль тела. Её кожа была бледной, несмотря на разгар лета, и Марина очень боялась увидеть сквозь эту бледность зловещую черноту. Увидеть, как сквозь лицо женщины снова проступает другое лицо, злая и уродливая морда кошмара. Увидеть, как тонкую кожу вспарывают когти и клешни.

Смотреть на женщину было невыносимо. Не смотреть было невозможно. И дело было не только в приказе Анастасии: чудовищное притягивает взгляд почти так же, как прекрасное. Отвращает, отравляет – и не даёт оторваться.

Они смотрели на женщину, как загипнотизированные. Они шли за ней, как привязанные.

– Оно заманивает нас в ловушку! – не выдержала Марина.

– Тш-ш! – шикнула Анастасия. И прибавила, едва разжимая губы: – Знаю.

Голос девочки был всё таким же командирским, взгляд – всё таким же ясным и цепким. На неё гнетущие чары женщины-кошмара не действовали.

Марина отвесила себе мысленную оплеуху и собралась с силами. Если уж маленькая девочка не боится и не теряет самоконтроль, то ей-то, взрослой женщине, тем более нельзя раскисать.

Руки сами собой сжались в кулаки, глаза сощурились. Кошмары не всесильны. С ними получалось справиться раньше – получится и теперь. О том, как принципиально изменилось поле боя, Марина благоразумно не думала.

Цель и преследователи поднялись на мост. Блестевшая внизу железная дорога была границей двух пространств: на одной стороне находился типичный спальный район, на другой – промзона. Или то, что когда-то было полноценной промзоной, а теперь сдавало позиции, съёживалось под натиском новых жилых многоэтажек и торговых центров.

Завод даже издалека выглядел мёртвым. На территорию, которая когда-то принадлежала ему, уже вторглась техника – не строительная, а разрушительная.

Но на подступах к заводу ещё сохранились пережитки прошлого: там было что-то вроде ремонтной мастерской и склада-магазина железобетонных плит, наваленных на огороженной площадке прямо под открытым небом, под квадратными рамками мостового крана, который как раз тянул вверх очередную плиту.

А вдалеке, на участке между заводскими цехами и старыми хрущёвками, виднелись гаражи. Не какие-то там «ракушки» – нет, полноценные дома для машин, причём их было не меньше сотни. Маленький автомобильный город. Или лабиринт.

Гаражи были стандартными – и в то же время такими разными. Их скопление смахивало на мозаику или лоскутное одеяло. Одни были однотонными, красно-коричневыми – этот цвет удачно маскировал ржавчину. Другие были полностью голубыми, но неравномерно: где-то крыша была вся в потёках, где-то более тёмным тоном выделялись недавно подкрашенные участки. А некоторые владельцы то ли хотели отличиться, то ли схватили первую попавшуюся краску: вот бледно-зелёный гараж, вот зелёно-голубой, вот пара жёлтых – а вот вообще оранжевый.

Разглядывая цвета, оценивая их хаотичную, но по-своему гармоничную композицию, Марина отвлекалась от женщины-кошмара. И тут же получила тычок острым локтем в бедро:

– Соберись! – слово было скорее свистящим, чем шипящим, но Анастасия ухитрилась его именно прошипеть. Гневно, как рассерженная кошка. Очень рассерженная и очень большая кошка – тигрица или кто-то типа того.

Когда женщина, спустившись с моста и пройдя вдоль забора, свернула к гаражам, Анастасия не удивилась. Марина – тоже. И не потому что больше не могла удивляться: просто лабиринт гаражей казался таким очевидным, таким подходящим… не понятно для чего.

Полуденное солнце пекло голову, слепило глаза. Марина щурилась и моргала чаще обычного, но старалась максимально внимательно всматриваться в цель. В силуэт, который двигался так неестественно и выглядел таким нереальным – особенно в колебавшемся от жары воздухе, который искажал изображение, словно бракованное стекло.

Стрекотание цикад усиливало ощущение зноя. И трава была уже совсем не той, что месяц-другой назад: солнце иссушило её, сделало блёклой и колкой.

Асфальт кончился, дорога стала земляной. Каждый шаг поднимал облачко пыли – лёгкой, как пудра мельчайшего помола. Ежедневно её перемалывали колёса десятков автомобилей.