Отражение сна

– Благодарю за комплимент, – Куратор улыбнулся ещё шире. – Хотя точнее было бы сказать, что эти юнцы не похожи на меня. Кошмары меняются, всё меняется… Взять хоть самопровозглашённого князя. Он, разумеется, был слишком слаб, чтобы быть настолько жадным. И всё же, как вы справедливо заметили, он сумел натворить дел гораздо больше, чем от него ожидалось, на его стороне были возможности, которыми кошмары не располагали прежде. Дело даже не в пособничавшей ему Яне – вернее, не только в ней. Очевидно, на нашей стороне произошли утечки. Не удивлюсь, если выяснится, что Баалормор скооперировался с кем-то из наших бывших клиентов: это объяснило бы его финансирование. Кстати, о финансах: подозреваю, утечка произошла и в нашей бухгалтерии, а когда у тебя есть банковские данные человека и интернет, узнать его адрес и организовать похищение – дело техники.

– И как вы только раньше справлялись, до интернета? – ядовито спросила Марина.

Тут же спохватилась, что истратила зря ещё один вопрос, испуганно ойкнула и зажала рот рукой – но было поздно.

Куратор отмахнулся:

– Да не бойтесь вы, сегодня я сама доброта. Этот вопрос не считается. Когда захотите задать мне один из трёх, просто предупредите. А насчёт того, как справлялись, – никак. Интернет появился в нашем деле недавно. Да и вознаграждения тоже – всего пару веков назад. Ох и намаялись наши тогдашние казначеи с зарыванием кладов, рисованием карт и передачей их кому следует… Но у медали две стороны. Новые технологии помогают нам – и помогают нашим врагам. Баалормор был достаточно хитрым, чтобы выжать из них максимум. И достаточно ловким, чтобы обзавестись нужными связями. В результате нам пришлось отказаться от прямого столкновения и выжидать, пока он просчитается, идти на жертвы в обмен на возможность преподнести ему сюрприз.

Если бы по комнате пролетела муха, то шум её жужжалец уподобился бы грохоту лопастей вертолёта: настолько пронзительная установилась тишина. Марина пыталась утрамбовать в голове все открытия этой ночи. А Куратор, видимо, уже сказал всё, что хотел.

Бывают люди, раскручивающие на ответы; они из первого встречного способны вытянуть самое сокровенное, то, в чём он не собирался признаваться никому-никому.

Бывают люди, раскручивающие на вопросы. Им даже не обязательно быть загадочными молчунами: чем больше они рассказывают, тем больше хочется у них узнать. Они не утоляют информационный голод, а наоборот, разжигают аппетит.

Куратор явно был из вторых, пусть и не был человеком.

– Расскажите мне больше о переменах: что меняется в башне, в сноходцах, в кошмарах, – кажется, Марина наловчилась спрашивать, не задавая вопросов.

– Всё! Всё течёт, всё меняется, и мы стараемся мудро вести свой корабль по течению времени, ловить парусами свежие веяния, избегать штормов, а если уж попадаем в них, то извлекать из них урок. Сами увидите, после всего произошедшего как раз потребно сделать очередное обновление.

Ну и что толку от его ответов, если всё равно ничего не ясно? Однако тратить три заветных вопроса Марина не собиралась. Постаралась обойтись обычными:

– Можете рассказать подробнее… и понятнее?

– Словами всё не объяснить, – притворно вздохнул Куратор.

– Тогда, может, попробуете рисунками? – наверное, старатель на золотоносной речке так же пытался намыть песчинки золота в потоках воды и грудах пустого песка.

– Увы-увы, я же, в отличие от вас, не художник. Впрочем, вы подали мне идею, – Куратор с ленивой грацией поднялся, шагнул к Марине и поклонился, протягивая руку: – Потанцуем?

Марина отшатнулась и вдавилась в спинку своего кресла так, будто он протягивал ей змею.

– Я не умею танцевать, – немалых усилий стоило остановиться на этом и не прибавить: «Что вообще на вас нашло?!»

– Это не страшно. Я рассказываю, я веду. Танец-рассказ, слыхали о таком?

Нет, не слыхала. И не была уверена, что Куратор сейчас говорил серьёзно. Однако её ладонь почему-то легла в его.

Марина думала, что Куратор будет танцевать и говорить одновременно. Но нет – он молчал. Сам танец и был рассказом, каждое па было наполнено смыслом.

Стены башни вновь ожили, их шёпот стал похожим на невесомую музыку, и эта музыка не мешала, а наоборот, помогала: не услышать рассказ, а почувствовать его. И почувствовать Куратора. Марина впервые его касалась. Его руки не были тёплыми – они были горячими: жар ладони, придерживавшей её за спину, проникал даже сквозь одежду; жар ладони, державшей её ладонь, жидким огнём тёк по венам прямо к сердцу.

Марина знала, что живопись может звучать, светиться, пахнуть, едва ли не двигаться. Стоя рядом с хорошей картиной, можно поёжиться от изображённого на ней ветра, прищурить глаза от нарисованного солнца, ощутить запах моря, услышать шум базара или пение птиц.

Музыка тоже не ограничивалась одним свойством.