– Хаким, так нельзя думать! Мгновение, годы, сотня лет или их миллионы, всё это только один шаг на бесконечном пути. И твой путь – дойти до Бархана Свершений и сдвинуть одну лишь песчинку, не заботясь, что будет дальше. Изменить устоявшееся положение одного, чтоб взамен появилось другое. Может быть, когда-нибудь твоё прикосновение приведет к возрождению целого океана над мертвой пустыней, и потомки, которые не вспомнят и никогда не узнают о тебе и о том, что ты сделал, будут ходить здесь водными дорогами, под широкими парусами, восхваляя волю Вершителя, даровавшего их лодкам богатый улов. Пойми, Хаким! Когда одно было одним, а после превратилось в два, было предначертано всё, что станет после. Тебе откроется Истина Всех Истин, ты поймешь…
Но вместо истины пришло разочарование. Оно ждало Хакима с того момента, как возникла эта пустыня.
– Лучше бы мне встретилась в пути стая песчаных собак! Лучше бы не конь, а я сам повредил ноги!
Хаким нашёл. Сомнений не было. Он взошел на Бархан Свершений, остановившись всего за два шага до гребня, и увидел за ним знакомый до боли, такой скучный и ставший родным посёлок пустынников, лежащий в полусотне шагов. В своём пути он прошел изломанными переходами и вернулся туда, откуда начиналась его дорога.
Круг замкнулся. Отсюда легко было различить, как раб наставника ведёт в поводу хромающего коня. Как ученики заваривают чай, и колышется на ветру откинутый полог его, Хакима, палатки.
Тогда Хаким протянул руку и сбил ногтем одну, всего одну песчинку. Она скатилась с гребня едва ли на две фаланги указательного пальца, а ему показалось, что странный ветер отзвуком далекого эха толкнул в спину.
Он обернулся. За спиной стоял сам наставник. Из плоти и крови. И указывал пальцем обратно, на гребень бархана.
«Смотри! – беззвучно пояснял его взгляд. – Смотри!» Хаким повернулся и увидел…
Приливы и отливы, полнолуния, затмения, всё это знаки.
Не трещины ли видел у основания тяжелого камня жрец Дельфийского Оракула? Не они ли сложились в «мене, текел, упарсин» для единственного прозревшего, что смог их прочесть?
Отмерено. Движение миллиардов тонн воды породило ураган. Он пронесся над побережьем, затопив ливнями всё, что оказалось на его пути. Сорвал крыши, спутал провода. Потом утих, равнина его поглотила. А всё для того, чтобы осталось одно-единственное облачко, которое понеслось к далекому городу. И там, над городом, на минуту преградило своим краешком дорогу двенадцати солнечным лучикам. Потом не стало облака, ничего не стало, наступила ночь. И была весна, что уступила место лету. Девушка-лето, отдавшись холодным ветрам, стала женщиной-осенью, и плакала, и теряла цветную фату, родив бесцветную зиму. Но это потом. Пока она плакала, желтый лист, что когда-то не дождался всего двенадцати солнечных лучиков, упал на землю первым. И в этом тоже был знак.
Вы не верите? А я понял всё, едва первый лист опустился мне под ноги. Отмерено… Нам отмерено.
Взвешено. Три части песка на одну часть цемента и залить водой. Так, кажется. Как и из чего делают асфальт, даже не догадываюсь. Но если чего-то не доложить, потом обязательно появится трещина. Может быть, виной ещё будут другие двенадцать солнечных лучиков, уже излишних, что раскалили две точки асфальта. И не было никакого облака, не было урагана, чтоб родить это облако. Миллиарды тонн воды в Гольфстриме занялись чем-то другим. А между двумя точками появится отрезок. Часть прямой. Да, трещины извилисты, но ведь есть, есть оно – неевклидово пространство! И это не где-то в бесконечных далях, а прямо под ногами. Нужно только понять. А поняв, увидеть бесконечную прямую. Пусть отрезки её неровны и кажутся всего лишь трещинами на асфальте.
Разделено… Временем.
Ветер. Божественный и одновременно привычный, он хватал с гребня невидимыми пальцами целые горсти песчинок, швыряя затем, разбрасывая их, куда попало. Ничто не могло сравниться в щедрости с этим ветром.
– Твой путь – повторение любого пути. Длиною ли в фарсанг, длиною ли в жизнь… – говорил наставник, пытливо заглядывая в глаза юноши. – Ты что-то изменил, но при этом всё осталось неизменным. Порядок вещей таков, что нарушить его нельзя, а между песчинкой и горой разницы не больше, чем в двух каплях воды, пусть даже это будет капля дождя и глубокое озеро. Что-то меняет нас, но само остается неизменным. Что-то меняем мы. Поймёшь ли, Хаким? Прозреешь? Готов нести проклятье мудреца через бессмысленные годы? По дорогам, по песку, днём и ночью? Или считаешь, что тебя обманули?
– Я… я всё понял, наставник, – ответил Хаким, опускаясь на колени, услышав отчетливое эхо древнейшего из звуков.
Одна бесконечность в две. Две в четыре. Бархан. Песчинки.
И ветер…
♀ Икар v 2.0