С помпона слетел прилипший фантик от конфеты и желтым клубком завертелся на тротуаре. Таня проводила его глазами и бережно завернула шапку в пакет. Просто спрячем в шкафу подальше от посторонних глаз. Смешную и нелепую, как и все, что вязала мама. Несуразную, как и жизнь Тани. Но представить ее на помойке… Уж лучше сразу зарыть.
Мелькнувшая мысль про землю подстегнула Таню положить пакет в сумку и поискать глазами остановку. Теперь она знала, куда поехать, и там ей всегда будут рады.
Северное кладбище встретило ее привычным запустением. Тихо шумели на ветру высокие сосны. Вероятно, они выросли в этом месте задолго до того, как под них решили прятать людей, и их милостиво оставили доживать свой век. Из-за удаленности от города здесь редко хоронили и еще реже приходили навещать, поэтому странным оказалось увидеть слева от калитки темную машину. Огромную, мрачную, точно могильный камень.
Ноги привычно отмеряли шаги и сами сворачивали в нужные ряды. Ну, вот и пришла. Таня погладила простой железный крест и опустилась на покосившуюся лавочку. Ее установил сосед, но за шесть месяцев Таня ни разу не столкнулась с ним. Вряд ли бы он был против того, что она посидит. Жаль, откладываемых денег все еще не хватает на памятник и красивую оградку. Она бы выкрасила ее в красный или даже оранжевый цвет. Маме наверняка бы понравилось. Ну, до весны, когда пройдет год и земля больше не осядет, еще есть время. А тогда можно будет посадить анютины глазки и не опасаться, что их вытопчут, как ромашки этим летом…
На могиле матери Таня неизменно молчала. Зачем слова, если мама всегда умела читать у нее в душе? Даже пока была жива. И для этих бесед вовсе не надо приезжать на кладбище. Отсюда мама давно ушла, если она вообще была здесь. Но неожиданно оказалось, что приводить в порядок мысли Тане легче всего на этой лавочке под редкие крики суетливых галок, устроивших колонию в ветках деревьев. А сейчас ей ой как нужно было подумать…
Желаемое спокойствие пришло ближе к вечеру. Таня очнулась и с трудом разогнула задервеневшие пальцы рук. Ее куртка, край скамейки, земля под ногами — все было обильно усыпано белым пеплом. Снег… Отряхнув волосы, Таня очистила буквы на табличке и еще раз погладила холодное железо.
— До свидания, мамочка. Не волнуйся, у меня уже все хорошо.
За воротами кладбища было так же пустынно. Все так же у забора стояла машина, теперь сменившая цвет на белый. Все так же скрипела несмазанная калитка. Неожиданными оказались хлопок автомобильной двери и громкий мужской голос:
— Татьяна, не уходите.
Несмотря на усилившийся снег, ошибиться в приближающемся человеке было невозможно: слишком уж своеобразная была его фигура. Максим Головин.
— Простите, если напугал вас. — На темно-синюю куртку заместителя генерального директора оседали слипшиеся в комки снежинки. — Здравствуйте.
— Здравствуйте.
— Я вас подвезу?
— Зачем?
На ресницы Максима упал кристаллик снега, и Головин широко вытер лицо ладонью.
— Хотя бы потому, что вы замерзли. И не придумывайте ничего такого: я появился тут задолго до вас. — Он помедлил и глухо добавил: — Моя жена похоронена здесь.
Ждет ли он в ответ слова сочувствия или участия? Нужно ли ему вообще соболезнование постороннего человека, кем является она, Таня? Нет, он просто объяснил причину своего приезда сюда, хотя и не должен был. А сейчас отступил назад, словно предлагал ей сделать выбор: идти в сторону машины или же отказаться.
Порыв ветра толкнул Таню в спину, и она шагнула к автомобилю.
Внутри было холодно, но заработавший двигатель быстро начал нагонять тепло. Сидение неожиданно тоже стало нагреваться, и по телу Тани пробежала волна дрожи. Ох, как же она замерзла! А еще эта детская привычка постоянно терять перчатки… Лишь у решетки кондиционера пальцы перестали казаться чужими. Таня начала расслабляться и чихнула.
— Будьте здоровы, — насыщенный голос Головина заполнял собой весь салон. — Пока зима, я бы не советовал так долго сидеть на лавочке.
— Вы меня видели? — Таня некрасиво шмыгнула носом.
— Трудно не заметить одинокую фигуру на пустынном кладбище. Но было бы нетактичным подойти к вам там, поэтому я ждал снаружи. Держите.
На протянутой ладони Максима лежал аккуратно сложенный квадрат носового платка. Опять…
— Спасибо. — Она промокнула нос и, чтобы скрыть смущение, спросила первое, что пришло в голову: — Долго ждали?
— Понятие времени такое странное. Особенно если с чем-то сравнивать, — медленно ответил Головин. — Моя жена умерла семь лет назад, и все равно это было словно позавчера. Так что нет, я недолго вас ждал.
Остаток пути они не проронили ни слова. Таня запихнула платок в карман и начала массировать пальцы, один за другим. Снег сменился льдистой моросью, из-за чего «дворники» ползали по стеклу с противным скрежетом, а Максим изредка барабанил по рулю. У него были удивительно широкие кисти рук, с мелкими темными волосками.
У дома Головин помог Тане выбраться из высокой машины, а потом неожиданно придержал ее локоть.
— Таня, чтобы прийти в себя, нужно время. Всем. Просто вам его надо больше. Берегите себя.