Отражение в глазах

Княжев без усилий поднялся и выпустил женские руки. Наступила тишина, прерываемая непонятным шуршанием. Именно этот звук и заставил Таню поднять глаза и обомлеть: Егор неторопливо расстегивал пуговицы на рубашке и оголял мускулистую безволосую грудь. При виде его плоского живота Таня гулко сглотнула. А когда Княжев стал медленно вытаскивать сорочку из брюк, внутри Тани поползло предательское тепло, которое она и попыталась прогнать срывающимся сиплым голосом:

— Что… что вы себе позволяете?

— Нам давно пора перейти на «ты», — ухмыльнулся Егор и игриво стянул рубашку сначала с одного плеча, а потом с другого.

Хорошо, что она сидит, иначе подкосившиеся ноги просто бы не удержали. А Княжев выразительно изогнул бровь и… надел рубашку обратно.

— Вы издеваетесь? — собралась с духом Таня и напомнила себе смотреть директору в лицо, а не на загорелую кожу живота.

— Надеюсь, что не очень. Я ведь предупреждал, что моя фантазия уже дает сбой, а тебя надо было вывести из ступора.

— И потому вы выбрали такое средство, как стриптиз?!

— Но помогло же, разве нет?

Егор застегнул пару пуговиц и оставил рубашку навыпуск. Ему явно нравилось видеть смущение Тани, иначе зачем было добавлять:

— И я не понял, ты сейчас злишься из-за начала представления или его неожиданного финала?

Как же хочется этого Княжева треснуть чем-нибудь по голове! Чтобы стереть с его лица насмешливую улыбку. Чтобы в ее животе распутался наконец тугой клубок. Чтобы не краснеть от одного вида его полуобнаженного тела. Но если она так сделает, получится точно по-детски.

Таня нервно передернула плечами, стряхивая наваждение, и подошла к посудному шкафу. Так, он просил чай… И почему посуда из единственного приличного сервиза спрятана именно там, на самой верхней полке, куда нужно тянуться на цыпочках? В этот момент Егор осторожно отстранил Таню и с легкостью сам начал выставлять чашки и блюдца по одному вниз на столешницу.

— У меня только черный чай.

— Если можно, кофе. И покрепче.

Из нижнего шкафа Таня вытащила жестяную баночку и турку, куда насыпала две чайные ложки молотого кофе. Подумала и добавила еще половинку ложечки, долила воды и поставила все на плиту. Краем глаза она заметила, как Егор взял банку кофе и начал покручивать крышку туда-сюда, не давая слететь с резьбы. Вероятно, не одной ей неуютно в тишине, тягучей и душной. Таня сняла со стенок турки прилипшие крупинки и окунула ложку в воду. Скоро закипит. Надо не пропустить момент. И разбить это невозможное напряжение.

— Я тоже любила кофе, — голос прозвучал глухо, и Таня поспешила откашляться. — Раньше пила его, а теперь нельзя, поэтому просто нюхаю. Говорят, запах кофе один из немногих, которые невозможно вызвать в памяти… В зернах один аромат, в чашке другой… Иногда вот приготовлю, налью на донышко, нанюхаюсь и выливаю… Глупо, наверное.

Княжев отставил банку в сторону.

— Почему глупо? Надо доставлять себе маленькие радости любым способом. А мы слишком беспокоимся, как будем выглядеть со стороны, что подумают окружающие. Так что замечательно, что ты не такая.

— Почему не такая? Я ведь нюхаю кофе, только когда одна.

Поверхность напитка запузырилась, но Таня не дала закипеть напитку и наполнила одну чашку. Егор потянул носом воздух и поинтересовался:

— Будешь? Я никому не расскажу, что ты делаешь с кофе.

Она медленно кивнула. Они держали блюдце каждый со своей стороны и почти соприкасались лбами над поднимающимся вверх паром. А потом Княжев сказал:

— Обещай не ругаться.

Смысл фразы стал понятен секундой позже, после того как Егор потянул чашку на себя. Он сделал большой глоток и осторожно коснулся своими губами, покрытыми кофейной пенкой, губ Тани. М-м, подзабытый вкус, со скрытыми нотками корицы и миндаля. А поверх всего — терпкая мята. Его запах. Таня так и не успела ничего сказать, когда губы накрыла новая порция кофе, смешанного с дыханием Егора.

Через мгновение Княжев отстранился, с легким стуком поставил чашку на столешницу и поднял глаза на Таню. Он смотрел без всякой насмешки или лукавства, просто смотрел и ждал, но подрагивающие ресницы выдавали то, что так тщательно скрывалось и сейчас неудержимо рвалось наружу. Как же хотелось прикоснуться к его щеке, скользнуть по скуле, дотронуться до бровей, потом спуститься по линии носа и обрисовать губы…

Горьковатые капли еще дрожали на Таниных губах, и Егор медленно вытер их пальцами. Когда же она непроизвольно облизнулась, то ее язык захватил и кончики пальцев Княжева. Его рука немедленно стала смелее и, широким жестом погладив щеку, устремилась к резинке в волосах Тани, стянула ее и погрузилась в золотистый поток.

Таня сделала лишь одно нерешительное движение навстречу, как Егор продолжил его, и их губы встретились на полпути. Ее давно никто не целовал, так давно, что голова начала кружиться от бережных касаний. Губы Егора порхали по Таниному лицу: то еле ощутимо дотрагивались до губ, то прочерчивали дорожки из поцелуев на щеках, лбу, то снова неспешно возвращались к губам. Как легко, тонко, без напора и резкости… Так сладко…