Отражения

Феликс вдруг остановился и развернул меня лицом к себе. Его рука вдруг оказалась у меня на затылке, твердая и жесткая, она не давала отвернуться или наклонить голову вниз. Другой рукой он так же крепко держал меня за талию.

Лицо принца приблизилось к моему.

– Это было бы благоразумно, – выдохнул он, щекоча дыханием щеку. – Потому что я могу подумать, к примеру, что вы со мной флиртуете, прощупывая возможности. Или показывая эти возможности мне. Пытаетесь выяснить, есть ли у меня действительный интерес в том, чтобы демонстрировать двору нашу с вами вымышленную связь, – палец Феликса, в перчатке, коснулся моих губ. – Я был с вами более чем щедр, а потом был более чем мил. Ну что, как по-вашему? – он наклонился еще ближе – так, что если убрал бы палец, то наши губы почти касались бы. – Заслужил я поцелуй в награду и в знак верности и благодарности?

Я молчала, не зная, что делать и что говорить.

Феликс усмехнулся и, перехватив мои руки, потому что я попыталась его оттолкнуть, шепнул мне на ухо:

– Или вдруг Юлиан дель Эйве не выдержал сравнения со мной и вы, как умная и практичная леди, решили дать мне шанс? Что, я не прав?

– Вы не правы, – ответила я холодно.

– Так между вами что-то есть?

– А вам интересны сплетни? – парировала я.

– Мне интересны связи, – ответил Феликс уже не таким издевательским тоном и посмотрел мне в глаза. Освещение здесь было неверное, но, как ни пыталась я разглядеть что-то на лице принца, лицо это было непроницаемо дружелюбным. – Связи, которые я могу использовать, леди Лидделл. Они как ниточки, за которые можно дергать куколок в красивых нарядах и заставлять их делать то, что я хочу. Я вам не нравлюсь?

– Что? – выдохнула я, потому что вопрос был внезапным.

– Я вам не нравлюсь.

– Вы меня пугаете, – я почти прошипела это и дернулась, почувствовав себя так, словно змея, в глаза которой я засмотрелась, потеряла ко мне интерес, а я, наконец, обрела способность двигаться. – И я не буду кричать, я ударю вас, поверьте.

Он рассмеялся и отпустил меня, предусмотрительно отступив на шаг.

– Не пытайтесь меня ударить, леди Лидделл, за это вам могут отрубить руку, – сказал он так, словно речь шла о приглашении на пирушку. – И вы поверьте, мой интерес к вам куда глубже, чем пара поцелуев, и он совсем не про то, чтобы затащить вас в постель.

– Я рада это слышать, – огрызнулась я.

– А я рад видеть, что ваше сопротивление было совершенно искренним, дорогая. Люблю принципиальных. Пойдемте, – Феликс снова протянул мне руку, но я демонстративно ее не взяла – просто скрестила руки на груди. – Как хотите. Но мой вам совет – лучше если это останется между нами. Умный человек поймет, но кто-нибудь вспыльчивый, пожалуй, может нарваться на неприятности, которые не нужны ни мне, ни вам. Вы меня поняли?

– Да, – ответила я, глядя ему в глаза. – Но ничего не обещаю.

– Тогда проблемы останутся на вашей совести, леди Лидделл. О, – он протянул ко мне руку, и я чуть не отскочила в сторону, чем вызвала новый взрыв смеха. – Не шарахайтесь так, у вас просто… прядка выбилась. Сожалею и спешу исправить, раз я виноват.

***

За то время, пока шел прием, а мы блуждали по коридорам внутри стен, сумерки успели сгуститься до сизой темноты. Камин разожгли, в огромных напольных канделябрах мерцали свечи, в стеклах окон – их призрачные двойники. Гостиная, такая светлая и свежая днем, сейчас была погруженной в сумрак, но этот сумрак и оранжевые всполохи света делали ее уютнее.

Не такой формальной.

Более теплой.

На диване у камина, там же, где и я почти полтора часа назад, сидела Антея. Она успела переодеться – мужской костюм сменило строгое платье, прямое, темное, не то бордовое, не то фиолетовое – огонь и сумрак искажали цвета. Рядом с ней, на серебряном подносе стоял блестящий кофейник и чашки. Антея курила тонкую трубку, больше похожую на мундштук для сигареты, и в комнате, кроме можжевельника и горящего дерева, пахло терпким табаком и кофе.

– Оставьте нас, – сказал Феликс лакею, который закрыл за нами двери. – И принесите поесть леди Лидделл. Из того, что сейчас занимает умы благородных господ на продолжении приема, – добавил он небрежно.

Лакей поклонился и исчез.

Антея повернула к нам голову.

Крупные серьги в ее ушах, два серебряных полумесяца, острых, как серпы, поймали отблески огня.

– Иди ко мне, дорогой, – она не стала вставать, просто раскрыла объятия, и Феликс, оставив меня, с чарующей улыбкой подошел к Антее и наклонился, чтобы обнять ее и трижды поцеловать в щеки. – Как все прошло?

Она говорила мягко и напевно, медленно и тихо, и двигалась так же – лениво, совсем не так, как в зале.

Антея почти материнским жестом поправила на Феликсе шейный платок и что-то шепнула, я не слышала, и, когда принц шагнул в сторону, посмотрела на меня.

Ни удивления, ни презрения, ни интереса на ее лице не было, словно она приняла мое присутствие здесь как должное.

– А, – сказала Антея. – Вот я и вижу леди Лидделл вблизи. Подойди, дорогая, я не кусаюсь. Садись рядом.

Она похлопала рукой – в перчатке, конечно, – по дивану с другой стороны от подноса.