Отражения, или Истинное

Броуди. Освобожден досрочно. Таких ребят в одном только нашем блоке – восемь. (Обращается к Генри.) И этих – как их? – остросоциальных пьес они не писали. Так что я вам ничего не должен.

Генри. Это у вас принцип такой: никого ни за что не благодарить? Даже за угощение.

Броуди. Да я ничего не говорю – вы здорово поработали. Выложились. Подделали пьесу под вкус этих, с телевидения…

Генри. Ваша правда – у режиссеров вкус своеобразный. Не любят пьес, где герои битый час мусолят единственную мыслишку. Терпеть не могут фанатиков и демагогов. Считают, что телевидение – искусство зрелищное. (К Анни, озадаченно.) И это – ОН?

Броуди. Не делайте из меня дурака, Генри. Хватит того, что над пьесой моей покуражились. Я ее с жизни списывал, душу в нее вложил, а он – явился, перекроил все по-умному, по-интеллигентному… На меня-то вам плевать, ради Анни старались. Вижу, не слепой…

Анни (к Генри). Нет, это не он.

Броуди. Да я это, я, черт возьми! Какого в поезде встретила. Ты, что ли, очень переменилась?

Анни. И это не он. (Кивает на телевизор.) Знаешь, какого я в поезде встретила? Беспомощный, испуганный, как теленок… Что-то в части у него стряслось, кажется, не поладил с кем-то – и сбежал в самоволку. Заговорил со мной – скромный, смущенный. Мол, по «Рози из Королевского приюта» узнал. О марше протеста впервые услышал от меня. И в Лондоне, конечно, уже не отставал – куда угодно за мной пошел бы, хоть в ку-клукс-клан… А у мемориала павшим вдруг вытаскивает такую огромную хромированную зажигалку, взбирается по ступеням на самый верх, к венкам… В голове только одно – впечатление на меня произвести. В общем, я его в эту историю втянула, мне и выручить было…

Генри. Зря ты мне раньше всей правды не сказала. Я бы такую пьесу написал…

Броуди. Слушайте, я ведь еще не ушел.

Анни. Так допивай, Билл.

Броуди. И допью. (Осушает бокал, поднимается.) Соус, пожалуй, в другой раз попробую.

Анни. А почему бы не теперь? (Берет миску и выплескивает соус ему в лицо. На минуту оставив дверь открытой, выходит в коридор, приносит Броуди пальто.)

Генри встает, но Броуди остается на месте, тщательно вытирается носовым платком.

Генри. Было очень приятно познакомиться. Я столько о вас слышал…

Броуди. Я не в обиде. Генри. Теперь сочлись. Помню, пришла она ко мне в тюрягу в голубом платье – у меня аж дух захватило, а она такая далекая, недоступная, точно снова на экране… Я тогда впервые по-настоящему почувствовал, что я в тюрьме. Ну, вы понимаете…

Анни стоит в дверях с пальто Броуди. Он берет пальто и не глядя на нее, выходит. Анни – следом. Хлопает входная дверь, Анни возвращается.

Генри. Не знаю, каково было ему, но я до смерти перепугался. Ты-то как, в порядке?

Она кивает.

Анни. А ты?

Звонит телефон. Генри снимает трубку.

Генри. Слушаю. (В трубку, вдруг смутившись.) А, здравствуй… С Анни хочешь поговорить?

Анни. Не надо.

Генри (вдруг успокоившись). Не может быть. Макс! (К Анни.) Это твой бывший. Он женится! (В трубку.) Поздравляю. Кто она?

Генри и Анни обмениваются многозначительными взглядами. Анни подходит к Генри сзади, обнимает за плечи, устало приникает; он говорит в трубку.

Мудрое решение. Жена-актриса – это же караул, второй раз такого не вынести.

Анни целует его. Он прикрывает рукой микрофон.

(В трубку). В самом деле? Неужели в толпе?

Анни. Я устала. Спаси меня.

Он прикрывает микрофон.

Генри. Успокойся. Я с тобой… (В трубку.) Приятно слушать, Макс… (К Анни.) Идиот! Говорит: «Я на тебя не сержусь». Да если б не я, не видать ему второй жены.

Анни с улыбкой отходит от него, начинает тушить повсюду свет. Под конец остается лишь свет из открытой двери в спальню.

(В трубку). Ее нет дома… Она так расстроится… Да нет, оттого, что ты позвонил без нее… Нет, этому очень обрадуется. Я тоже рад за тебя.

Макс. Хорошая штука любовь!

Анни, выключив весь свет, уходит в спальню. Генри, подавляя нетерпение, пытается закончить разговор.