Отражения в золотом глазу

Она сама не знала, что бросит нож, до тех пор пока он не вонзился в дверь и не задрожал. И она не знала, что произнесет эти слова, пока они не прозвучали. Ее клятва была как внезапно брошенный нож; Фрэнки почувствовала, как клятва поразила ее и теперь дрожала в ней. И когда слова замерли, она повторила:

— После свадьбы я сюда не вернусь.

Беренис откинула ладонью влажную прядь со лба Фрэнки.

— Миленькая, ты не шутишь? — спросила она.

— Нет, конечно! — сказала Фрэнки. — Думаешь, я зря дала такую клятву? Иногда, Беренис, мне кажется, что ты все понимаешь куда медленнее, чем другие люди.

— Но ведь ты же сказала, что не знаешь, куда хочешь уехать, — продолжала Беренис. — Ты уезжаешь, а сама не знаешь куда. Просто я тут никакого смысла не вижу.

Фрэнки осмотрела по очереди все четыре стены кухни сверху донизу. Она думала о большом мире, непостоянном и свободном, о мире, который вращался стремительнее и свободнее, чем когда-либо прежде. Картины войны проскакивали одна за другой перед ее взором, соединяясь в одну. Она видела острова, покрытые яркими цветами, и берег северного моря, на который накатываются серые волны. Мертвые глаза и топот солдатских ног. Танки и самолет со сломанным крылом, который горел, падая вниз в пустынном небе. Огромный мир был расколот грохотом сражений и вращался со скоростью тысяча миль в минуту. В мозгу Фрэнки мелькали названия: Китай, Пичвилл, Новая Зеландия, Париж, Цинциннати, Рим. Она думала о вращающемся огромном мире, пока ноги у нее не начали дрожать, а на ладонях не выступил пот. И все-таки она не знала, куда поедет. Наконец она оторвала взгляд от стен кухни и сказала Беренис:

— Мне кажется, будто с меня сняли всю кожу. Съесть бы сейчас шоколадного мороженого.

Беренис положила ей на плечи руки и укоризненно покачала головой. Ее настоящий глаз, прищурившись, смотрел в лицо Фрэнки.

— Но все, что я тебе сказала, — повторила Фрэнки, — истинная правда. После свадьбы я сюда не вернусь.

Позади раздался шорох, обернувшись, они увидели, что в дверях стояли Хани и Т. Т. Вильямс. Хотя Хани приходился Беренис сводным братом, они не были похожи: Хани скорее можно было принять за иностранца, кубинца или мексиканца. У него была светлая кожа лилового оттенка, узкие спокойные глаза продолговатой формы и гибкое тело. За его спиной стоял Т. Т. Вильямс, очень большой и черный. Он был седой, старше даже Беренис, и облачен был в парадный костюм с красным значком в петлице. Т. Т. Вильямс ухаживал за Беренис. Он был хозяином ресторана для негров, и деньги у него водились. Хани из-за плохого здоровья не взяли в армию, и он копал песок в карьере, пока у него внутри что-то не оборвалось, и с тех пор он больше не мог заниматься физическим трудом. Втроем они стояли в дверях одним темным пятном.

— Что это вы так тихо подкрались? — спросила Беренис. — Я вас даже не слышала.

— Вы с Фрэнки о чем-то заговорились, — сказал Т. Т.

— Я уже готова, — заявила Беренис, — давно готова. Может, вы на дорогу чего-нибудь пригубите?

Т. Т. Вильямс взглянул на Фрэнки и переступил с ноги на ногу. Он держался с достоинством, любил угождать другим и всегда старался соблюдать все правила приличия.

— Фрэнки умеет держать язык за зубами, — продолжала Беренис. — Так ведь?

На такой вопрос Фрэнки ничего даже не ответила. Хани был одет в темно-красный, болтавшийся на нем вискозный костюм, и она сказала:

— Какой у тебя хороший костюм, Хани. Где ты его купил?

Хани умел разговаривать как учитель, и его лиловые губы двигались легко и быстро, словно бабочки. Но на этот раз он только пробормотал в ответ слово, даже не слово, а звук «х-х-м-м», который мог означать все, что угодно.

Стаканы уже стояли на столе, как и бутылка из-под выпрямителя для волос с джином, но они не стали пить.

Беренис сказала что-то про Париж, и Фрэнки почувствовала — они ждут, чтобы она ушла. Она стояла в дверях и смотрела на них. Ей не хотелось уходить.

— Хотите разбавить водой, Т. Т.? — спросила Беренис.

Они втроем остановились у стола, а Фрэнки замерла в дверях, лишняя.

— Ну, до свидания, — сказала она.

— Пока, миленькая, — ответила Беренис. — И забудь ерунду, о которой мы с тобой говорили. Если мистер Адамс не вернется до темноты, пойди к Уэстам, сходи поиграть с Джоном Генри.

— Когда это я боялась темноты? — сказала Фрэнки. — До свидания.

— До свидания, — ответили они.

Фрэнки закрыла дверь, но все равно слышала их голоса в кухне. Прислонив голову к кухонной двери, она слышала глухое бормотание, которое становилось то тише, то громче: «бу-бу-бу». Потом — после этого ленивого журчания голосов — возник вопрос Хани:

— О чем это вы толковали с Фрэнки, когда мы пришли?

Фрэнки прижала ухо к двери, чтобы услышать, что ответит Беренис, и наконец услышала:

— Да так, о пустяках. Фрэнки болтала всякую чепуху.

Девочка слушала их, пока Беренис и гости не ушли. В опустевшем доме темнело. Ночью Фрэнки и ее отец оставались совсем одни, потому что сразу после ужина Беренис уходила к себе домой.