Отраженный свет

Шли мы однажды по морю далеко от берега. Неожиданно перед лодкой показалась из воды огромная черная спина; острый плавник стремительно рассекал воду. У меня перехватило дыхание. Наверно, и Женька потерял хладнокровие. Он вдруг резко повернул, но совсем не туда, куда надо... Мы почувствовали сильный удар, и мотор сразу заглох. Женька сидел на своем шкиперском месте, и, хотя мотор не работал, лодка тряслась. Мы же впервые почувствовали робкую радость, когда после получасового напряженного наблюдения так нигде и не увидели ни спины, ни зловещего острого плавника.

...По заливу туда и сюда ползают маленькие, совсем игрушечные кораблики, выпуская к небу прихотливые струйки дыма. Никакого отношения к морской романтике дым не имеет. Дымят печи камбузов. Кто-то на судне готовит немудреный обед. Там сейчас не до разносолов. Когда рыба ловится, там даже не до сна. Знакомый рыбак рассказывал мне: "Ночью сядешь, прижмешься спиной к теплой машине, подремлешь часа два-три, и хорош! Спишь, а сам вполуха слушаешь. Чуть не так застучит, и будильника не надо, сразу на ногах. Зато и план, и заработок - иной день по сотне на брата". От темна до темна стоит за штурвалом капитан, а сколько его, темна-то, бывает в летние ночи на севере! А поближе к осени, если задержишься в маршруте и приходится возвращаться домой в темноте, частенько видишь, как блуждают на горизонте топовые огни "малышей" - малых рыболовных сейнеров и ботов. И как-то веселее становится на душе, - значит, не ты один ночью не спишь, не один ты устал. А усталость пополам - и идти легче.

Иногда "малыши" подходят ночевать к нашему берегу. Осторожно, работая на самом малом, утыкаются к камням, бросают якоря и покачиваются на волне до первых проблесков зари. Как-то возвращались мы поздно ночью из маршрута на лодке и встретили три сейнера. Они шли почти борт о борт, ощупывая прожекторами проходы в камнях, переговаривались друг с другом, не повышая голоса, без радио и мегафонов; и тихая, тихая ночь действовала умиротворяюще. Действовала на капитана, наломавшего руки за штурвалом, на матросов, с трудом разгибающих пальцы, онемевшие от холодной воды и от напряжения, на Колю, на меня... На всех, но только не на Женьку. Женька на полном газу выскочил прямо к сейнерам, лихо описал виражи вокруг всех трех, ускользнул от луча прожектора и стрелой умчался за мыс. Там он сразу сбросил газ, развернулся и начал наслаждаться переполохом.

— Что такое? Вроде лодка!

— Да ты что, откуда здесь лодка?

А лодка стояла в это время совсем рядом, и тряслась, хотя мотор не работал, тряслась от беззвучного и радостного Женькиного смеха.

...Идем уже полтора часа. Дует неприятный ветерок. Невысокая крутая волна. Холодные брызги то и дело захлестывают лодку. Но мы терпеливо дрожим - впереди уже виден скалистый мыс. За ним мы будем надежно укрыты от ветра.

Но за мысом нас встретила гигантская зыбь. Шла она против ветра. Теперь-то мы вспомнили, что целых пять дней до этого дул сильный юго-восточный ветер. Укрытые хребтами, мы даже и не представляли себе, как разволновалась, раскачалась огромная акватория моря. И сейчас, как маятник с невероятной массой, море продолжало раскачиваться. Вверх, вниз, вверх, вниз...

Вниз - и мы катимся с горы в огромную яму. Над нами - кусочек серого неба, небо с овчинку, а спереди, сзади, справа, слева, кругом, - одна вода, холодная, черная... Где мы? Единственный ориентир - бегущие стены волн...

Вверх - и небо растет, растет, появляется горизонт, виден мыс. Черные фантастические скалы. Вот волна белоснежным столбом брызг и тумана взметывается вверх и совсем закрывает мыс. Гул, грохот... Каменный монолит дрожит от таких ударов, как при землетрясении. Подальше от берега! Те, кто в море, часто мечтают о твердой земле. Но сейчас земля для нас слишком тверда. Полный вперед! Только вперед, навстречу волне. Выбора у нас нет.

Ревет мотор, рокочет набегающая волна, и мы снова проваливаемся в яму. Снова ничего не видно. Но что, собственно, мне надо увидеть? Дальше вдоль берега такие же скалы, такие же подводные камни, и точно так же они останавливают волны, разгонявшиеся тысячу километров. Там тоже сейчас гул, грохот, и дрожат мелкой испуганной дрожью невозмутимые утесы. А нам там приставать, да еще на такой перегруженной лодке.

Еще одна волна, и мы на гребне. Мыс гипнотизирует, приковывает взгляд. Хаос, как при сотворении мира... А мы идем в никуда, земли для нас впереди нет... Вниз... вверх... Снова виден мыс. Странное у него название. Интересно, а почему здесь вообще так много немецких имен на карте. Шуберт, Крюгер, Буссель, Лихман, Корф, Говен. Ну кто такой, например, Говен? Обрусевший немец? И что он совершил, чтобы в его честь называть горы, реки или мысы? А может, ничего не совершал, может, просто тесть или кузен какого-нибудь первооткрывателя.

...Одна моя знакомая рассказывала: как-то в маршруте зависли они со студентом на скале над обрывом. Прилипли, чуть пошевелишься - и сразу начинаешь сползать вниз. Голова разламывается, напряженно ищет выхода, и вдруг...