Отречение от благоразумья

— Вы заключили брак между делла Мирандолой и женщиной по имени Андреа Фраскати, хотя последняя к тому времени еще не была признана вдовой перед лицом Церкви. Вы знали об этом обстоятельстве?

— Первый супруг синьоры Фраскати исчез более полугода назад, о нем не имелось никаких известий, его сочли умершим. Возможно, этот брак был несколько поспешным, но против него никто не возражал.

— Имеются показания свидетеля, утверждающего, будто делла Мирандола и сгинувший фон Клай — один и тот же человек, колдовским образом изменивший свою внешность. Так ли это?

— Конечно, нет! Большей чуши мне еще не слышать еще не доводилось!

Допрос, кажется, зашел в тупик: Маласпина не подтвердил ни одного выдвинутого против него обвинения, а прибегать к более сильным методам воздействия герр Мюллер почему-то не спешил.

За дощатым столом председателя суда вспыхнуло яростное и неразборчивое перешептывание. Как я заметил, отче Лабрайд в союзе с аббатом Якубом настойчиво пытался в чем-то убедить нашего Великого инквизитора. До странности молчаливый Мак-Дафф от участия в дискуссии уклонился, хотя отец Густав несколько раз интересовался его просвещенным мнением. Наконец партия сторонников перехода к решительным мерам одержала победу, его высокопреподобие снисходительно кивнул, к столу подозвали стоявшего у дверей караульного и отдали ему какое-то распоряжение. Ландскнехт поспешно удалился, Маласпина получил заслуженную передышку — ему даже позволили посидеть в углу на охапке почти свежей соломы и принесли ведерко с водой — но для меня все это представало сменой декораций перед следующим актом трагедии.

Продолжение не замедлило последовать. Из коридора донеслись звуки яростной возни, перемежаемой сдавленными вскриками, ударами и топотом кованых сапог по каменным плитам. Кого-то без всякого почтения волокли вниз по лестнице в подвал, а он изо всех сил сопротивлялся. В узком дверном проеме возникла очередная заминка, разрешенная чьим-то могучим пинком, и в допросную комнату подобием пушечного ядра влетело новое действующее лицо. Его немедля подхватили стражники, быстро нацепили «ярмо» — увесистый железный брус с болтающимися на концах браслетами наручников и расположенным посредине широким ошейником — и определили на положенное место: в трех шагах от высокого трибунала. Привлеченный шумом Маласпина, к тому времени впавший в полуобморочное состояние, туповато воззрился на собрата по несчастью.

— Мрачноватое местечко, — невозмутимо высказался делла Мирандола, тщетно пытаясь найти такую позу, в которой «ярмо» казалось бы менее тяжелым. — А-а, господин Мюллер? В иные времена я сказал бы «Добрый день», но сегодня что-то не хочется. Признаться, ваш способ приглашать гостей мне тоже не нравится. Что это такое — схватили, запихали в какой-то гроб на колесах, привезли, затолкали в камеру и бросили на произвол судьбы! Там, знаете ли, холодно и весьма неуютно. Сижу вот третий день, размышляю...

— О чем же, позвольте узнать? — без малейшего признака иронии осведомился отец Густав. — Может, о спасении вашей заблудшей души?

— Скорее, о спасении моего угодившего за решетку тела, — беспечно откликнулся бывший посол Венеции. — Душа, если верить мудрецам, создание эфирное, неуловимое, а потому заточению принципиально не подлежащее. Но ваша душа, святой отец, если таковая имеется, напоминает мне, с позволения сказать, шарманку с одной-единственной мелодией. Да и та не отличается благозвучием, — он переступил с ноги на ногу и уже иным, деловитым тоном продолжил: — Скажу сразу, дабы не повторяться. Каяться и признаваться в чем-либо я не собираюсь, ибо на мне нет никакой вины перед людьми. Что же до провинностей перед Богом... В свой срок Он сам рассудит, чего я заслуживаю. Полагаю, люди, подобные мне, одним своим существованием и непризнанием установленных порядков невыносимо отравляют жизнь вашей чернорясой братии, а потому я очутился в сем заведении. Если так, то отпустите непричастного к нашему маленькому конфликту Чезаре, и попробуйте поговорить со мной. Нет, в самом деле, святой отец, вы что — боитесь меня? Зачем вам эти толстенные стены, цепи, вышколенные караульные и все такое прочее? Давайте поговорим, как подобает посвященным людям: вы выскажете свое мнение, я свое, и разойдемся с миром!