Читаем Отреченные гимны полностью

Второй особенностью Дюди была способность предугадывать ближайшие события. Невзирая на эти две особенности, а может, именно благодаря им, Дюдя и оказался в конце концов на Старой. И хотя тогдашние знобко-онанистические большевистские вожди никогда его "сочинителем" не называли - был он всего-то заместителем заведующего отделом, - принялся Дюдя эти самые слухи плодить с завзятостью резвой мышки. Да и события удалось предугадать Дюде почти все: и раннюю смерть Андропова, и болтуна-Горбачева, и громилу-Ельцина, и идущего ему на смену правителя.

Правда, раз таки Дюдя со слухом оплошал. Произошло это от неразберихи, царившей тогда и на Старой площади, и вообще в Москве. А может, переиграл Тимерчика другой, неведомый ему сочинитель, но уже не слухов - событий. В общем, не посоветовавшись наверху (не с кем в те дни было советоваться!), пустил Дюдя пробный слушок. Состоял слушок всего из двух слов: ГКЧП победит.

Но не тут-то было! Тем же вечером по вместительным арочным коридорам дома под темно-зеленой крышей свирепо шелестнул другой слух. Зазвучал он вначале на первом этаже, пробежался по кабинетам партийной мелочухи, затем вдруг окреп, отвердел, налился силой и, завиваясь плотными желтыми кольцами, как грубо-резиновый пустынный ящер, сыто полез на этажи верхние. А уж там, выворачивая ящики столов, толкая под руку торопливых чинодралов, куроча сейфы, переворачивая полусекретные и секретные бумаги, взревел ураганом. Этот враждебный Дюде слух состоял уже не из двух слов, а из трех: ГКЧП - не победит!

Слова эти потрясли Дюдю своей тупостью и безграмотностью. Он начал действовать, включил дополнительные сигналы и мощности, стал снова и снова звонить наверх. Но вертушки беленькие с пластмассовыми буковками на них предательски молчали, мощности не врубались, а фундаментальный "Макинтош", специально переделанный для Дюдиных нужд, молол чепуху, шлепая на экран мокрые еще портреты каких-то мародеров и уголовников.

В три часа ночи чуждый слух стал реальностью.

В три пятнадцать Дюдя вызвал на Старую двух пришедших вместе с ним из "Болта" помощников - Срамоту и Свечного. Сморкаясь и хватая ртом кем-то навечно выкачанный воздух, сказал им:

- Я ухожу. Насовсем. Я потеряв способность к предвиденью... Кто бы не победив, нам с вами свабости не простят!

Дюде и правда промашки не простили, ровно через пять дней выкинув со всеми причиндалами со Старой вон. Так Дюдя оказался в Африке, в омраченной спертым воздухом тайного людоедства, в изматывающей ритуальными танцами стране.

И вот теперь, отскочив от окна, Дюдя ощутил новый приступ скорби, похожий на тот далекий, августовский. Возвратившись к столу, Дюдя нажал на селекторе две кнопки сразу.

Через минуту в кабинете, заставленном разнокалиберной мебелью, возник Дюдин помощник Василий Феоктистович Свечной. Был Свечной низок душевно и низок ростом, был горбатенек и кривоват. Но глаза его при всем при том смотрели на удивленье ясно, пронзительно. Даже когда Свечной шел куда-нибудь, а шагал он всегда, как рак-отшельник, бочком, боком, глаза его чистые, мытые, отроческие всегда оставались с вами. Свечной умел глядеть не только вбок, но почти что и назад. Как он это делал - никто толком понять не мог, но всем эта внимательность, эти ни на миг не покидающие собеседника глазенки - нравились.

- Ну, доквадай, как дево движется.

А дело двигалось неостановимо. И состояло оно в следующем.

Еще три дня назад, просматривая список готовящихся к запуску слухов, а также тех учреждений и организаций, кои могли слухам сопутствовать, Дюдя обнаружил фирмочку. Раньше Дюдя о ней не слышал и, уедаемый любопытством, стал тут же наводить справки. И по справкам выходило: фирма "АБЦ-Холзан" сходными с Дюдей проблемками занимается! И даже кой-чего из своих, явно не основных (какие основные - дознаться не удалось) разработок - продает. А на предстоящих выборах такие разработки...

Дюдя глянул в тихие очи Свечного и заверещал внезапно:

- Выборы! Конечно - выборы! Я вниз, в библиотеку, - закричал он и, пребольно толкнув горбатенького помощника, побежал вниз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее