- Давай-ка еще на обратном пути потягаемся, - предложил тот, - мой-то все одно ровней идет, и не эти чертовы сани, так сидел бы ты у меня в хвосте, не радовался сейчас, - не сдавался Зубарев.
Ивану интересно и весело было смотреть на отца, который, вырвавшись из домашних повседневных забот, мигом преобразился, помолодел, даже походка стала иной - твердой, легкой. Смешило, как он переживал за случайный проигрыш, пытался доказать преимущество Орлика, размахивал руками, даже притоптывал ногой в расшитом праздничном валенке. И долго еще, может, до самого лета, а то и до следующего года будет вспоминать неудачу, искать виноватых, будучи в душе незлобивым и отходчивым человеком, но всегда остающимся при своем мнении, неуступчивым в малом, пустяшном, и горячим спорщиком по любому поводу. В то же время Иван понимал: проиграй отец в чем-то более важном, что по-настоящему задело бы его, он снес бы все молча, без слов и крепких выражений пережил случившееся, никому не показав кипящих внутри чувств и волнений. Уж так он был устроен, воспитан своим отцом казаться на людях откровенным донельзя, даже чуть простоватым, незамысловатым мужиком, для которого вся жизнь - масленица, а частые неудачи - всего лишь мало значащие неприятности, которые рано или поздно заканчиваются, уходят, и опять горизонт чист и безоблачен. Зато, когда Ивану случалось без предупреждения заходить в комнату к отцу, он видел совсем иного человека: жесткого и напряженно-сосредоточенного, с узким прищуром суровых, не мигающих глаз. Иван даже пугался его такого и, смешавшись, старался быстрее уйти, отложить необходимый разговор на другой раз. Он знал, насколько отцу трудно вести дела, когда каждый, как сегодня на этих скачках, старался обойти, обставить другого, не испытывая угрызений совести, когда, разоряя, пускал по миру такого же купца, как он сам. Таковы были правила игры и мира, в котором они жили.
Пименов так и не дал уговорить себя повторить состязание на обратном пути, и они возвращались уже неторопливой рысью.
- Дай и мне, - взял Иван вожжи из рук отца, вставая на ноги, и попробовал также по удалому свиснуть, щелкнуть кнутом в воздухе. Но это у него плохо получилось, хотя Орлик и так понял, что от него требуется, и перешел на крупную рысь, громко фыркая и недовольно тряся головой.
- Устал он, - дернул сына за полушубок Зубарев-старший, - не неволь его.
Орлик легко взял разгон и, как в первый раз, оторвался от Валета, нагнал все те же злополучные дровни, на сей раз мужик заранее съехал в сторону, освобождая дорогу. Зубаревский рысак лихо пронесся мимо понурой лошадки и помчал дальше все той же широкой, крупной рысью, чуть откинув назад голову, покусывая металлические удила. Иван оглянулся и увидел, что Пименов не выдержал, хлестанул своего Валета и погнал следом, возможно, опять надеясь на удачу и новую победу. Но уже перед самым поворотом к городу под копыта Валета попался ледяной катыш, или он оступился и при этом сбоил, перешел с рыси на резвый галоп, нещадно дергая легкие санки, грозя их перевернуть, оборвать постромки, и Василий Пименов что есть сил навалился, натянул вожжи и с трудом сдержал разбежавшегося жеребца, заставил его перейти на шаг.
Теперь уже хохотал Василий Павлович Зубарев, хлопая снятыми рукавицами одна о другую.
- Чего, Васька, - кричал он понуро правившему к ним другу, - получил свое?! Проиграл парню моему! Проиграл! А? Каков у меня Иван?! Теперь тебе придется ему магарыч ставить.
- Да, вишь, Валетка сбоил, запнулся малость. Подфартило тебе, а то бы все одно достал твоего молодчика. Я уже и догонять начал... - оправдывался Василий, отирая взмокший лоб. А Наталья выглядывала из-за отца веселая и озорная, и тоже чего-то выкрикивала, но ее не было слышно за басовитыми, раскатистыми словами Пименова-старшего.
Порешили все вместе заехать в ближайший трактир отобедать, но Наталья наотрез отказалась, стесняясь признаться, что ни разу не бывала в подобном заведении, а потому поехали в дом к Пименовым, где уже стоял накрытый праздничный стол, и поджидали лишь хозяина с дочкой. Через час Иван с Василием Павловичем, изрядно подзахмелевшим, разговорившимся, вспотевшим от домашнего тепла, насилу отнекались от предложения хозяев остаться, посидеть еще, вышли со двора, отвязали нетерпеливо перебирающего ногами Орлика. Как только тронулись, Василий Павлович похлопал сына по широкому, уже почти мужичьему плечу и, кивнув на дом Пименовых, спросил:
- Чего, Наталья тебе поглянулась? - и, не дожидаясь ответа, продолжил, - значит, скоро свататься поедем. Добрая девка...
11.