Отрешённые люди

«Ишь ты, чего захотел, – усмехнулся про себя купеческим словам Сухарев, – чтоб приказные о твоих прибытках думали! На кой им тогда служба, если они о своем собственном прибытке прежде всего пекутся, на твой купеческий карман пристально глядят, ждут, когда ты им оттуда денежку вынешь. Чудак человек», – чуть заметно усмехнулся он и стал слушать купца более внимательно, даже на время забыл про угарный запах и спертый воздух.

– На прошлый раз был я, ваше высокопревосходительство, в Ирбите, на ярмарке значится, – зачастил другой купец с чистыми как у малолетнего ребенка, голубыми глазами.

«Лев Нефедьев, – без усилия припомнил его Сухарев, – сказывали, будто бы его сынок в казачьем полку служит и квартируется в самом Санкт-Петербурге, и даже на часах несколько раз в царском дворце стоял. Может, и стоял, а может, и наврал родным, а те уже разнесли по городу, расславили… Но все одно, с этим ухо надо держать востро», – думал про себя губернатор, вглядываясь в родниковые глаза говорившего.

– И такие дела мне там открылись! – продолжал тот, смешно причмокивая пухлыми губами. – Лихоимство великое, ваше высокопревосходительство, вор на воре и вором погоняет.

Губернатор перестал слушать, вздохнул, поднес платок к носу и глянул на большие напольные часы, стоящие в углу кабинета. Скоро обед, и надо бы поскорее отделаться от настырных купцов, которые сами не знают, чего хотят, жалятся на весь белый свет и на его подчиненных. Он не Господь Бог, чтоб исправлять мир, им созданный. У него, сибирского губернатора, поважней забот предостаточно, коих никто, кроме него, решить не сможет, не сумеет. Еще в конце лета зашевелились вдруг киргизцы, придвинулись к степным крепостям, требуют пропустить их внутрь губернии, где пастбища потучнее, будто бы много лет назад они теми землями владели. Мало ли что сто лет назад было. А он, сибирский губернатор, решай, как мирно и полюбовно не дать тем инородцам с голоду помереть, поскольку трава у них нынче худая совсем выросла, и как в глубь губернии не пропустить. Тайша ихний даже посла с грамотой к царице прислал, просит государыню помочь беде. Грамоту он, конечно, с курьером в столицу снарядил, а посла здесь, в Тобольске, попридержал, велел определить на содержание в приказной избе, пока ответ из Петербурга не получат. А киргизец этот требует, чтоб не иначе как каждый божий день ему молодого барашка резали, бабу для утех требует, вина, одежды новой. Вот народец! Подай им палец, так по локоть откусят. А тут эти крутоголовые купчины, словно дети малые, жалятся на обиды от приказных людей. Брякнуть бы кулаком по столу, чтоб они повскакивали да опромью вон из кабинета кинулись и дорогу сюда надолго позабыли, ан нет, нельзя государственному человеку и вида показывать на дурь ихнюю непролазную, затем он здесь и посажен, чтоб слушать и жалобы те наверх далее не пускать.

– Ладно, разберусь с теми людьми, – повел голову в сторону секретаря Сухарев, что сидел у окна за небольшим неустойчивым столиком и держал наготове перо, регулярно обмакивая его в чернильницу, очищая о суконную тряпицу, всем видом давая понять готовность выполнить любой приказ, – запиши для пущей памяти. – Секретарь, с усердием наклоня напомаженную голову, заскрипел по толстой местной выделки бумаге, выводя аккуратные буквицы. – Все у вас? – спросил губернатор купцов, бросая очередной красноречивый взгляд на часы, где стрелке осталось пройти лишь одно деление до начала долгожданного обеда.

– Никак нет, ваше высокопревосходительство, – твердо выговаривая слова, заявил самый пожилой из них, Евсей Медведев.

– А ты на кого жалуешься? – брезгливо сморщился Сухарев, приготовившись выслушать очередную тираду о лихоимстве или о чем-то подобном.

– Прошение у меня, ваше высокопревосходительство, – вздохнул тот, и губернатор понял, что безнадежно опоздает на обед, а значит, опять встретит насупленную жену, которая из-за своей врожденной немецкой пунктуальности не терпела опозданий, а тем более отговорок о долге, службе и прочих пустяках, которые для нее, женщины, были не более чем скучными делами, без которых и так можно было бы жить без особых забот и хлопот.

– Говори, чего просишь, – ободряюще махнул в сторону Медведева ручкой Алексей Михайлович.

– Дозволения прошу вашего бумажную фабрику открыть, – чуть кашлянув, сообщил купец.

– Фабрику, говоришь? – удивленно поднял брови губернатор, не найдясь сразу, что ответить. – Зачем тебе фабрика?

– Как зачем? – в свою очередь недоуменно переспросил Медведев. – Бумагу на ней выделывать стану.

– И добрую бумагу али как эта? – ткнул в сторону секретарского стола пальцем Алексей Михайлович.

Медведев чуть прищурясь, посмотрел на лист, по которому торопливо бегало остро отточенное перо, и неожиданно широко улыбнулся.

– Так и думал, что ваше превосходительство о том спросит. Худая бумага и стоить мало будет, а за хорошую и цену добрую дадут.