Отрешенные люди

— Ты мне и сейчас в самый раз, — рассмеялся Редькин, принимая из рук денщика чашку. — Попей чайку, пока я добрый. Ты, поди, знаешь куда попал? В Тайную государеву канцелярию, во! — поднял он кверху указательный палец. — У нас за просто так не то что чая, а и воды не дают. Только очень я на тебя надеюсь, расскажи–ка ты мне все о своих похождениях, Ванька Каин.

— А чего рассказывать–то? — прикинулся дурачком Иван, радуясь, что полковник говорит с ним спокойно, почти доверительно, и не кричит, не тычет в морду кулаком, не грозится позвать палача. Рубаха на нем и так пропиталась кровью после одного лишь удара тихоновой плетью, и он зябко повел плечами, до того саднило содранную кожу. — Ну, заглянул я в лавку к ним, глянул кулек валяется, взял поглядеть, что там внутри, а они тут налетели, бить начали…

— Славно поешь, ой, славно, — блаженно улыбнулся полковник, — соловьем, прямо таки, канареечкой. Давай дальше, люблю слушать вашего брата.

— И все, — с трудом улыбнулся Иван. — В чем тут моя вина?

— Может, армянских купцов позвать? — все с той же ехидной улыбочкой спросил Редькин. — Они тоже много чего интересного расскажут.

— Каких еще армян? — сделал удивленную физиономию Иван. — Я в ихних краях сроду не бывал, не видывал никаких армян.

— Зато они тебя видели, обрисовали как есть, — хитро улыбнулся полковник. — И дружков твоих, что их в зряшней покраже уличили, тожесь обрисовали. Ну, будешь сказывать али до завтра подождем? Мне спешить особо некуда, — пощелкал пальцами полковник.

— Да нечего мне на себя наговаривать, — завращал глазами Иван. Плотники мы…

— Ага, лавки купецкие тут конопатите, знаем мы вас, плотников… Коль будешь молчать, то придется тебя в Москву отправить, там тебе язык найдут как развязать, да жаль мне такого знатного вора отпускать. Посиди, Ванька Каин, до завтра, может, надумаешь чего, — и полковник приказал увести его в караульное помещение.

Когда конвойный втолкнул Ивана в темную каморку, находящуюся в одном с канцелярией строении, тот успел шепнуть ему:

— Слышь, браток, найди Петьку Камчатку, скажи ему, что здесь я. Он тебя отблагодарит от души. Слышь, Петьку Камчатку… — но дверь закрылась, он так и не понял, выполнит ли солдат его просьбу.

Но уже на другое утро он услышал чуть картавый голос своего друга:

— Прислали меня от христианских людей, богобоязненных, чтоб на помин души деда нашего, Прокопия Семеновича, передали всем, кто в узилище сидит, гостинцев. Пущай помянут деда добрым словом…

— Какие там гостинцы? — нарочно строгим голосом спросил солдат.

— Да калачи, плюшки, ватрушки, — отвечал Петька.

— Давай сюда, — ответил солдат. — У нас нынче один лишь злодей сидит взаперти, ему хватит и калача, а булки сам съем.

— Угощайся, служивый, угощайся, — поддакнул ему Камчатка, а потом быстро затараторил, — трека калач ела, страмык, сверлюк страктирила…

— Чего сказал? — не понял солдат.

— Присказка такая про калачи, — засмеялся Камчатка, но Иван уже понял, что тот сообщил ему на воровском языке о ключах, которые засунул в калач.

Заскрипела дверь, и солдат через порог просунул внутрь каморки большой, пышный, увесистый калач, проговорил:

— Возьми вот, тебе принесли. Не все люди воры на свете, есть и честные пока.

— Благодарствую, служивый, — Иван радостно схватил калач и, едва дождавшись, когда солдат прикроет дверь, разломил его, торопливо начал щипать мякиш, пока не нашел металлический ключ и чуть не закричал от радости. Тут же вставил его в замок, который висел на металлическом ошейнике, с помощью чего он и был пристегнут к чурбаку, повернул… Замок щелкнул и дужка отскочила. Камчатка знал свое дело. Теперь он мог без труда снять с шеи проклятый ошейник, который накрепко приковывал его к деревянному обрубку.

— До ветру хочу, — крикнул он караульному, — до ветру…

9

До сих пор, как только Ивану вспоминалась Макарьевская ярмарка и его пребывание в кутузке под стражей, когда он был на волосок, на самую малость от гибели, но ушел из–под самого носа у солдата через окно нужника, легко открыв принесенным ключом замок на цепи, становилось ему не по себе. А что же было потом? Все давние побеги, кражи, укрывательства настолько переплелись, перепутались в голове, что порой, оказавшись в незнакомом доме, чуть осмотревшись, он вдруг признавал что–то давнее, забытое, и хозяева начинали казаться похожими на тех, кого–то обворовал, обманул, и он, придумав очередную небылицу, спешил убраться подальше, пока его не опознали, не накинулись, не заголосили.