Отрешенные люди

Жаров осекся, замолчали и остальные, но Нинка тут же, войдя в горницу, махнула в иванову сторону рукой и, смеясь, заговорила:

— А ты, старшой али как тебя, мужиков своих не придерживай. Думашь, мне ваши чины неизвестны? Гришку я не первый год знаю. В последний раз от полиции его вместе с дружками у себя схоронила, а потом, ночью, за деревню вывела. Помнишь, Гришаня?

— Как не помнить, — степенно кивнул тот. — Так и было.

— Вот и не сокрытельствуйте от меня, ни к чему. Гришаня со мной всегда расчет верный вел, а я его ни о чем не спрашиваю, но и лишнего сроду не сбалтываю. И подружки мои той же породы, не охочи до бесед с полицаями или иными розыскными людями с Сыскного приказа. Тем и живем, что молчание блюдем.

— А? Вишь, какова Нинка моя? — потянул ее к себе Гришка. — Золото, а не девка. Чего я говорил?

— Пусти, — вырвалась она, — не время, отдыхайте пока, а я обед сготовлю.

Пробыли они в доме у Нинки почти два дня, перезнакомились со всеми ее подружками, и все бы было хорошо, да под вечер оба младших Нинкиных брата вбежали в дом и что–то зашептали сестре на ухо.

— А где они сейчас? — настороженно спросила она, выглядывая в оконце, и Иван мигом догадался: что–то случилось, не иначе как полиция в деревне.

— У дома Журкиных стоят, с дядей Митей беседуют, — ответил старший, успев прихватить со стола капустный пирог и сунув его за спину.

— Положи на место, не таскай со стола, — шикнула на него Нинка и, оборотясь к гостям, сказала, — пойду гляну, чего там…

— Может, мне с тобой? — спросил Иван, но она покачала головой.

— Не, сиди тут. Всяк поймет, что ты за гость. Сама все узнаю.

— А что там? Что? — беспокойно заерзал на лавке Давыдка Митлин.

— Драгуны по дворам ходят, — спокойно ответила Нинка, — пойду узнаю, кого потеряли.

— Знамо дело, кого, — вскинулся Данила Щелкан, — уматывать надо, пока не накрыли нас тут…

— Сиди! — стукнул кулаком по столу Иван. — Твое дело цыплячье — пшено клевать да раньше времени не кукарекать. Успеем уйти.

Нинка скоро вернулась с испуганными глазами и быстро затараторила:

— Не иначе, как вас ищут! Десять человек команда, от двора к двору идут, всех выспрашивают, не видели ли кого незнакомого. Двоих уже забрали каких–то мужиков, что у Снегиревых на постое неделю как стоят. Скоро и до нашей избы дойдут…

— Так не пущай их! — с жаром выдохнул Гришка Хомяк и кинулся закрывать на засов входную дверь.

— Хуже будет, — покачала Нинка головой, — знаю я их, так не уйдут. Да и видели вас, когда в дом входили. Не век же вам тут сидеть.

— Это точно, — согласился Иван, поднимая с пола дорожный мешок и закидывая его за спину, — спрячь нас в амбаре до вечера, а там до леса проводишь.

— Чуяло мое сердце, — зло запыхтел сзади Ивана Петр Камчатка, — накроют нас, рано или поздно накроют…

— Хватит тебе, всю плешь проел, — попытался остановить его Иван, но Камчатка не желал успокаиваться и, бормоча ругательства под нос, первым вышел из избы.

Нинка закрыла их всех в большом старом сарае, где были свалены старые телеги, сани, рассохшиеся колеса и кадушки, по стенам висела рваная упряжь, хомуты. В сарае они молча просидели до ночи, почти не разговаривая друг с другом. А по темноте Нинка провела их к устью глубокого лога и указала рукой вниз:

— Там тропинка есть, к реке выведет, а там дорогу сами найдете.

— Можется, останусь? — осторожно спросил атамана Гришка Хомяк.

— Гляди сам, — ответил Иван и начал спускаться вниз по узкой лощине. Там, уже у берега, он решил, что Камчатка прав, обижаясь на товарищей, за которых все приходилось решать, заботиться, а у них одно на уме: как бы вволю повеселиться да поспать подольше.

В кромешной тьме почти нельзя было различить лиц, но он и без этого понял: Гришка Хомяк остался наверху, возле Нинки. Так могли разбежаться и остальные. Что же он за атаман, коль слово его — все равно как писк комариный: все слышат, да никто не боится. Прикинув в уме, что самое лучшее для него будет, если сам распустит шайку, дождался, когда к нему подойдут остальные, и глухо проговорил:

— Вот чего, браточки, не буду боле никого неволить, встретимся на Москве, коль удастся. А сейчас погуляли и будя. Айдате каждый сам по себе выбираться, а там — как Бог даст. Не взыщите, коль что не так… Прощевайте, господа хорошие, — и, круто повернувшись, пошел вдоль самой кромки воды, не оборачиваясь.