Отрешенные люди

— Рад вас видеть, Гаврила Андреевич, — с улыбкой протянул он руку навстречу вошедшему в кабинет Кураеву, меж тем внимательно вглядываясь в его глаза, пытаясь уловить в них растерянность или смущение. Но или поручик хорошо владел собой, или он действительно ничуть не был смущен, попав в святая святых российской дипломатии, кабинет канцлера, где задумывались и вершились хитроумные ходы, плелись интриги, строились планы. Нет, он открыто улыбнулся графу и тотчас сел в предложенное ему кресло в непосредственной близости от ящика со змеями, которые тут же отозвались на его появление злобным шипением. — Да вы не смущайтесь, — подошел к клетке Алексей Петрович, — гадов ползучих держу, чтоб напоминали они мне о подлости людской. Не боитесь?

— Чего? — переспросил Кураев. — Гадов или подлости людской? Не то чтоб боюсь, но ни укус, ни предательство на себе испытать не желаю. Сказано Господом нашим Иисусом Христом: "Не искушай", — вот и стараюсь жить, как в святом Писании заповедано.

— Да неужто? — потер сухие желтоватые кисти рук граф. — Неужто вы, поручик, в ваши лета, будучи совсем молодым человеком, и по заповедям Божиим живете? Ушам своим не верю!

— По заповедям или нет живу, то батюшке на исповеди судить и мыслить, но коль человек я крещеный, и родители мои с испокон века православной веры придерживались, то и мне надлежит ее держаться. Может, ваше сиятельство сомневается в том?

— Упаси Господи! — замахал граф руками и отошел к своему огромному столу, уставленному химической посудой, присел в старое кресло. — Ни чуточки в том не сомневаюсь, а скорее, наоборот, рад тому, что встречаются еще в наше время люди, кои за веру нашу отцовскую радеют. Премного рад тому. Хорошо, хорошо… Только я вас не для беседы о догматах веры пригласил, а по делам важным, государственным…

— О том я догадываюсь, — тихо произнес поручик, оглядывая незаметно необычное убранство кабинета. Но сам он при том недоумевал: для какой цели столь неожиданно понадобился графу, сделав, впрочем, предположение, что тот самолично пожелает услышать о его прошлой поездке в Сибирь. Но доклад о том он давно подал вышестоящему начальству, и оно имело возможность доложить о том канцлеру.

— Слышал я, будто бы имеются у вас в столице обширные знакомства среди особ, занимающих важное положение при дворе… — начал граф издалека, однако Кураев тут же понял, куда он клонит:

"Наверняка за кем–то шпионить заставит", — с тоской подумал он и вздохнул. Отказать графу он не мог, поскольку находился по службе в непосредственном подчинении ему, но мог сослаться на срочную поездку в Митаву.

От Бестужева—Рюмина не укрылся вздох поручика, и он посуровел, сжал тонкие губы, стал говорить резче, напористее:

— Не к тому спрашиваю, что желаю соглядатаем вас приставить к кому–то из них, а по причине более важной, коей все мы служим, почитая за главнейшее — сохранить покой и благоденствие матушки–государыни нашей и подданных ее. Потому соизвольте ответить: многих ли молодых людей из петербургского общества вы знаете и с кем из них близко знакомы?

— Да как сказать, ваше сиятельство, не считал знакомцев своих, не было нужды ранее в том… С кем в кадетском корпусе учился, с кем по полку знаком, с иными через друзей. Вы бы лучше спрашивали, а я уже отвечать буду.

— Извольте, — насупился граф, чувствуя, что разговор с Кураевым не входит в заранее намеченное им русло, как он сам на то рассчитывал. Извольте сказать, знакомы ли вы с графом Воронцовым?

— Графом Михаилом Илларионовичем? — встрепенулся Кураев, никак не ожидая, что канцлера может интересовать непосредственно его подчиненный, занимающий должность вице–канцлера. — Лучше бы вам, ваше сиятельство, у него поинтересоваться: знает ли он меня, а не наоборот…

— Вопрос задан, и извольте дать ответ, — постучал кончиками пальцев Бестужев—Рюмин по мраморной крышке стола, и тот, кто хорошо знал привычки графа, отметил бы, что это плохой признак.

— Графа Воронцова весь Петербург знает… — развел руки Кураев. Соответственно, и мне его личность известна.

— А в близких ли отношениях с ним находитесь?

— Как понимать? В близких? Скорее нет, раскланиваемся при встречах, но так, чтоб в одной компании или дома у него бывать, не случалось.

— Братья Чернышевы вам знакомы?

— Конечно, — живо кивнул головой поручик, — с Иваном мы вместе в кадетах ходили по молодости, а вот служить врозь пришлось. К ним в дом захаживал, не скрою… — Кураеву уже совсем не нравился этот разговор, более похожий на допрос.

— Елагин Иван Порфирьевич? — не давал ему даже лишнее слово вставить граф.

— Нет, с ним и вовсе не знаком, — подумав, ответил Гаврила Андреевич, пытаясь сообразить, почему канцлер именно в таком порядке называет фамилии