Читаем Отрешись от страха. Воспоминания историка полностью

Всемирный конгресс историков в Москве был для меня знаменательным не только потому, что мне привезли «книгу Петрова», но прежде всего потому, что меня не хотели допустить на этот конгресс. Западный читатель не должен удивляться этому. Независимо от устава конгресса — а устав гласит, что в конгрессе имеет право принять участие любой профессиональный историк, — вопрос об участии советских историков решается персонально на уровне отделения исторических наук и Национального комитета советских ученых, а весь список утверждается отделом науки ЦК КПСС. 12 августа 1970 года заведующий сектором истории Великобритании, сам очень хороший историк и порядочный человек, Николай Александрович Ерофеев передал мне указание директора Института всеобщей истории академика Жукова, чтобы я на конгрессе не появлялся, так как — передаю слова Жукова дословно — «это может увести конгресс в сторону от намеченной программы его работы». Я был обозлен, но в то же время не мог не рассмеяться, какое же преувеличенное значение моей особе придают начальники от науки. Одновременно я узнал, что из списка делегатов на конгресс вычеркнуты весьма уважаемые историки М. С. Альперович, М. Я. Гефтер и другие. Реагировал я немедленно и очень решительно. В тот же день я направил письма аналогичного содержания Жукову и президенту конгресса академику Губеру.

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ

НАЦИОНАЛЬНОГО КОМИТЕТА ИСТОРИКОВ СССР, ПРЕЗИДЕНТУ XIII МЕЖДУНАРОДНОГО КОНГРЕССА ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК академику А. А. ГУБЕРУ

Глубокоуважаемый Александр Андреевич!

Как официально сообщил мне сегодня зав. сектором истории Великобритании Института всеобщей истории АН СССР Н. А. Ерофеев, мне отказано в присутствии на заседаниях XIII международного конгресса исторических наук.

Полагаю, что любому профессиональному историку полезно принять участие в конгрессе, поскольку это дает возможность лучше ориентироваться в проблемах, находящихся в центре внимания мировой исторической науки. Это относится также и ко мне, так как уже в течение двадцати лет я занимаюсь исследовательской работой.

Считаю решение не допускать меня на конгресс неправильным, находящимся в противоречии со статусом Международного конгресса и являющимся фактически актом дискриминации.

Убедительно прошу Вас пересмотреть это решение и дать мне возможность участвовать в работе конгресса наравне с сотнями других советских историков.

Письмо аналогичного содержания направлено мною директору Института всеобщей истории АН СССР академику Е. М. Жукову.

(А. М. Некрич) доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории АН СССР

12 августа 1970 г.


Одновременно я поставил в известность о случившемся некоторых моих западных коллег, и на традиционном коктейле один из них спросил Губера, правда ли, что Некричу запрещено появляться на конгрессе. Губер решительно это отрицал.

Через два дня Губер пригласил меня в бюро отделения и вручил мне приглашение. Но билет был все же не делегатский, а гостевой. Таким образом, это все равно было нарушением Устава конгресса, но я решил, что нет смысла добиваться чего-нибудь большего, так как конгресс начинался на следующий день. Вручая мне гостевой билет, Губер в обычной для него дружеской манере сказал мне: «Саша, произошло недоразумение, но я никак не ожидал от Вас такого письма».

— Что Вам показалось странным в нем?

— Да так, некоторые формулировки, — замялся Губер.

Еще бы! Конечно, Губеру показалась странной моя ссылка на Устав конгресса. Ведь мы так привыкли униженно просить даже о том, на что имеем право.

Альперович и Гефтер также получили билеты на конгресс.

Во время конгресса каждый раз где бы я ни появлялся, за мной (но не только за мной) велось неотступное наблюдение. Сама система наблюдения была примитивной: внизу, между входом в здание Московского университета на Ленинских горах, где происходили заседания, и лестницей, которая вела в конференц-зал, стояло несколько сотрудников органов госбезопасности в штатском. Наверху, во всех залах, коридорах и других помещениях стояли дежурные — сотрудники Института истории СССР и Института всеобщей истории. Зная в лицо всех или почти всех сотрудников, они легко могли наблюдать за нами и особенно за общением с иностранными учеными.

В один из дней конгресса я пошел на заседание секции, где делал доклад профессор Ричард Пайпс (Гарвард). Во время перерыва ко мне подошел некто Ш. и требовательным тоном спросил меня, почему я присутствую на заседании секции, не имеющей прямого отношения к проблемам, над которыми я работаю. «Потому что мне это интересно», — резко ответил я. Ш. удалился. Стоило мне начать разговор с кем-нибудь из иностранцев, как вблизи оказывалось чье-то знакомое лицо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное