Отрезанный

Кто-то уже успел надеть на оба трупа специальные белые мешки. Однако на этом попытка в наведении здесь порядка и устранении того хаоса, который воцарился в прозекторской за последние несколько часов, и ограничилась. Помещение по-прежнему находилось в катастрофическом состоянии. Везде виднелись следы от рифленых подошв, оставленные многочисленными добровольными помощниками, поспешившими в клинику. На полу все еще валялись инструменты, резиновые перчатки и даже весь покрытый кровавыми пятнами матрас. Хорошо еще, что шкаф и каталка снова заняли вертикальное положение, но стояли они явно не на своих местах.

Херцфельд стал расстегивать застежку-молнию на мешке первого трупа. Но из-за того, что тело лежало в неправильном положении, сначала показались ноги, а затем и нижняя часть туловища судьи. Даже у него, привыкшего к виду покойников, зрелище покрытых кровавой коркой и надувшихся от газов трупного разложения пузырей на ее бедрах вызвало глубокое отвращение.

«Каково же было Линде, когда из заднего прохода судьи вдобавок ко всему торчал еще и обломок от черенка!» – подумал Пауль.

Он снова застегнул молнию на мешке и повернулся к другому секционному столу, на котором лежал Задлер и чья разрезанная футболка валялась на столике для органов.

Теперь пришла очередь осмотреть труп Яна Эрика Задлера.

«Есть ли кровь в полости рта?» – вспомнил он свой вопрос, обращенный к Линде.

Прежде чем расстегнуть молнию на мешке, чтобы осмотреть тело Задлера, Херцфельд немного помедлил и прикрыл глаза, пытаясь как можно отчетливее вспомнить лицо маньяка, которое было запечатлено на многочисленных фотографиях, висевших в лодочном сарае Мартинека. Затем он открыл мешок.

Сомнений не осталось!

Мужчина, лежавший перед ним на секционном столе, выглядел таким же, каким его запомнил Херцфельд. Профессор узнал бы его и без снимков, сделанных Мартинеком в ходе слежки за маньяком. Ведь фотографии Задлера в течение нескольких недель не сходили со страниц газет во время судебного процесса. Только волосы у него теперь оказались несколько длиннее. И даже запекшиеся пятна крови на его лице не позволяли сомневаться – это был убийца дочери Мартинека Лили.

И убийца дочери Швинтовского Ребекки.

Профессор немного наклонился вперед, чтобы получить лучший угол обзора широко открытой ротовой полости Задлера. Затем он вытащил из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку и, засунув ее в рот трупа, обнаружил, как и предполагал, пустоту. Язык был удален в точности с тем описанием, которое сделала для Пауля Линда. В этот момент он снова вспомнил слова Швинтовского на видео.

«Моя жажда мести первоначально касалась только судьи и, конечно, Задлера, – заявил он тогда. – Этому негодяю я прямо там, в подвале, отрезал язык, которым он мою Ребекку…»

– Все так, но как это сочетается друг с другом? – шепотом задал себе вопрос Херцфельд.

«Почему Линда обнаружила кровь в полости рта?» – задумался профессор и внезапно застыл как изваяние, наконец-то осознав, что именно его так обеспокоило.

Перед его внутренним взором вновь стала прокручиваться видеозапись с предсмертными словами Швинтовского.

«Мы подождали, пока рана у Задлера заживет, – признался он перед смертью. – Мартинек зашил ему остаток языка, чтобы свинья не истекла кровью, а после того как негодяй поправился, ему было поручено сделать всю грязную работу».

– Как такое возможно? – вновь прошептал Херцфельд, полностью освобождая грудную клетку маньяка от мешка. – Если Задлера изувечили несколько недель назад, то Линда должна была обнаружить шов, нитки или корку на остатке языка. Но никак не кровь!

Пауль задумался, а потом вынужден был признать:

– Бессмыслица какая-то…

Он вновь наклонился над трупом и только тогда заметил это. Если бы профессор не был таким усталым, практически на грани физического истощения, и его ничто бы не отвлекало, то такой опытный патологоанатом, как Херцфельд, сразу бы все обнаружил.

«Линда разрезала у трупа ротовую полость, раскрыла горло и вытащила капсулу из гортани», – лихорадочно соображал Пауль в ту самую секунду, когда Задлер внезапно поднял правую руку и всадил Херцфельду секционный нож в живот.

Глава 66

«Черт!» – выругался про себя Задлер.

Он хотел было нанести еще один удар ножом, но решил не тратить время зря. Ему следовало убираться отсюда как можно быстрее.

«Быстрее! – подгонял себя маньяк. – Черт! Черт! Черт!» Задлер спрыгнул с секционного стола и еще раз мысленно выругался: «Вот дерьмо! Неужели не получилось?».

Его план относительно того, как незаметно улизнуть с проклятого острова, рушился прямо на глазах.

«А все из-за того, что этот ублюдок почуял неладное и вернулся! – злился Задлер. – Проклятье! Чего мне только не пришлось перетерпеть! Сначала пытки. Этот жирный Швинтовский отрезал мне язык. И не чем-нибудь, а ножом для резки хлеба! Взял и отрезал! А за что? За то, что эта глупая грязнуля, этот кусок дерьма, который представляла собой его дочка, предпочла веревку?! Из-за этой дуры, с которой у меня был самый худший в жизни секс?!»