Отряд-2

— Сам удивляюсь. Растерялся и отпустил ее. А она, эдак, от меня попятилась, попятилась…. И глаза — заметь! — все так же — в одну точку где-то на стене поверх моей головы смотрят. И не мигают. Так вот задом за дверь и вышла. А в коридоре повернулась, будто на плацу и молча ушла.

— Обиделась, наверное, — предположил Александр.

— Обиделась! — возмущенно воскликнул Валерка. — Да на что обижаться-то! Я ведь не кавалерийским наскоком, а с подходом, вежливо.

— Знаем мы твою вежливость. За рога — и в стойло.

— Нет, не понимаешь ты, — вздохнул ростовчанин. — Говорю тебе, странная она какая-то. Не могу подобрать слова, но…. В общем, первый раз со мной такое. Ну дала бы по морде в конце концов! Это было бы понятно. А так… Что-то, здесь, нечисто. Уж ты мне, лейтенант, поверь.

— То, что здесь нечисто, я и сам вижу, — назидательно сказал Велга. — Полигон какой-то. Домом предлагают воспользоваться.

— Где деньги лежат, — подсказал Валерка.

— Вот-вот. Непонятный мир.

— А когда это мы за последнее время попадали в мир понятный? И вообще, что понятного происходило с нами за это же последнее время? Сплошная непонятка. Одного не отнимешь.

— М-м? — вопросительно приподнял брови Велга.

— Нам чертовски везло.

— Это да. Только не всем.

И они вторым стаканом помянули погибших товарищей.

— Пошли, что ли, на балкон покурим, — предложил Стихарь. — А то надымим тебе тут. Спать будет тяжело.

— Пошли, — согласился Велга.

Они вышли на балкон и закурили, молча вслушиваясь в ночь.

— Тихо как, — сказал Валерка. — И пахнет… Куда мы на этот раз попали, а, товарищ лейтенант?

— Откуда ж мне знать, — вздохнул Александр. — Пока ясно только одно. Здесь мир, а не война.

— Мир, — повторил Стихарь. — Только какой он, этот мир?

И будто ответ на его вопрос, где-то далеко, на пределе слышимости, донеслась до привычного слуха короткая автоматная очередь. За ней два раза пролаял пистолет. И снова очередь. На этот раз длиннее. И чей-то высокий, полный боли, крик. Сирена. Снова очередь. И снова сирена. Уау-уау-уау! Вроде бы визг тормозов. Опять пистолет. И тишина. Тишина, полная чудных запахов ночного летнего парка.

— Вот тебе и мир, — криво усмехнулся Валерка. — Пусть мне никогда не увидеть левого берега Дона, если это не перестрелка.

— Перестрелка еще не война, — возразил Велга. — Тут город неподалеку, насколько я понимаю. И город, видимо, большой. Мало ли кто может стрелять в городе.

— Например, бандиты, — подсказал Стихарь.

— Например.

— Ну, если в этом мире есть бандиты, то, значит, должны быть и милиция. А раз есть милиция, то есть и армия. А раз есть армия…

— То может быть и война, — вздохнул Александр.

— Вот именно.

— Данных мало, — Велга в одну затяжку докурил сигарету и щелчком отправил ее вниз, в темноту. — Как всегда, мало данных. Но на то мы и разведка, чтобы эти самые данные добывать. А, как думаете, товарищ боец?!

— Так точно, товарищ лейтенант, — ухмыльнулся Стихарь и свел вместе обутые в тапочки пятки. — Думаю!

— Молодец. Раз мы разведка, а не просто пехтура, то просто обязаны думать. А что нужно для думания в первую очередь?

— Голова, товарищ лейтенант!

— Правильно. Но не просто голова, а голова свежая. А посему слушай, Валера, приказ. По последней — и на боковую!

Приказ был выполнен незамедлительно и через пять минут Стихарь ушел по балкону к себе, а еще через пять лейтенант Красной Армии Александр Иванович Велга крепко спал безо всяких сновидений.

Утром здоровые первым делом навестили раненых. Майер и Вешняк были уже практически в полном порядке, хотя врач настоятельно рекомендовал остаться в больнице еще на сутки. В принципе никто и не возражал, поскольку непонятно было, куда, собственно, из этой больницы двигаться дальше. Наводить же прямые справки Велга не решался и бойцам запретил, поскольку понимал, что сейчас их принимают за своих, вернувшихся с неведомого Полигона. А вот что будет, когда станет ясно, что они не свои…. Этого лейтенант не знал. И проверять реакцию аборигенов на сей факт путем проведения прямого эксперимента у него не было никакого желания. Впрочем, говорили здесь по-русски и это несколько утешало.

Обер-лейтенант Хельмут Дитц, когда к нему в палату осторожно вошли, находился в полном сознании и в положении полулежа с аппетитом кушал что-то весьма напоминающее молочную кашу из красивой стеклянной миски. Медсестра, сидящая рядом, увидев посетителей, деликатно удалилась, и отряд робко приблизился к кровати.

— Гляньте-ка, — первым обрел дар речи Стихарь. — Живой!

— Если честно, я вчера доктору не очень поверил, когда он сказал, что вы, господин лейтенант, через пару дней будете на ногах, — застенчиво признался ефрейтор Карл Хейниц. — А теперь вижу, что правда.

— Доброе утро, — улыбнулся Дитц, и по его потеплевшему прозрачно-голубому взгляду было заметно, что он искренне рад всех видеть. — Что вчера было-то? Ничего не помню. Очнулся сегодня утром, и мне тут же принесли кашу.

— Ранили тебя, — объяснил Велга. — Тяжело ранили. А потом мы попали в этот мир.