Отряд

Эфраим пнул камень. Тот с грохотом покатился вниз и едва не раздавил сидевшую на зазубренном выступе скопу. Мальчик указал на три коричневых яйца в гнезде:

– Может, спустимся за ними? Я бы не отказался от омлета.

Ньютон колебался:

– Здесь негде привязать веревку. Если поскользнешься, лететь далеко.

Все еще размышляя, Эфраим провел языком по верхним зубам:

– И мне придется делиться яйцами с твоей жирной задницей, Ньют? Я сделаю всю работу, а награду получишь ты.

– Можешь оставить их себе, – сухо ответил Ньютон. – Просто не думаю, что ради этого стоит мучиться.

Надежда заполучить яйца растаяла, и ребята побрели вниз по крутому склону, который привел их к соленому болоту восточнее утеса. Океанская вода размыла почву, превратив ее в грязную трясину с кривыми деревцами и болезненного вида кочками. Гнилая вонь поднималась от высокой травы, которую Ньютон ненавидел, – если пробираешься через нее в шортах, острые края листьев царапают голени.

Они шли вперед, стараясь избегать размывов. Соленая корка цвета желчи, похожая на накипь в кастрюле с вареным мясом, трещала под подошвами. Поздние кузнечики срывались со стеблей и цеплялись колючими лапками за одежду. Ньютон вздрагивал каждый раз, когда насекомые врезались ему в бедра.

Его взгляд то и дело возвращался к кочкам. Те напоминали наполовину высунувшихся из воды грызунов – гигантских землероек, которые напились обогащенной плутонием жижи и выросли в четыре раза. Кочки, будто мохнатые айсберги, скрывали все самое страшное под водой. Ньютон воображал, что могло там прятаться – длинные узкие морды, тонкие черные губы, пасти, усеянные острыми крысиными зубами, острыми и длинными, как осколки стекла… Розовые хвосты, готовые обвиться вокруг лодыжки ничего не подозревающего человека.

Мальчишки наткнулись на сгнивший пень. Ньютон достал полевой журнал, полистал страницы и пробежал глазами по нужной записи. Затем оторвал кусок коры, свисавший с пня. Тот треснул, подняв облако трухи. Ребята опустились на колени и заглянули внутрь. Среди рыхлой древесины что-то извивалось. Что-то похожее на червей.

– Личинки, – объявил Ньютон. Он открыл тетрадь и прочел: – Крупные, белые, поедающие дерево личинки ночных мотыльков.

Крапчато-белые и морщинистые, они походили на кожуру яблока, которое слишком долго пролежало в вазе с фруктами. Их тела были размером с палец ребенка, закручивались, будто бусины на нитке, а на конце сужались. Личинки яростно извивались и, казалось, безостановочно вылуплялись на свет.

– В сыром виде по вкусу напоминают миндаль, – прочитал Ньютон. – При варке их оболочка становится хрустящей, как у жареного цыпленка, а внутренности – светло-желтыми, как у жареного яйца.

Макс побледнел:

– Боже. Ты ведь шутишь?

– Разве я не говорил: что бы мы ни съели, все будет странным?

– Да, но… Нельзя же жрать личинок, чувак, – ответил Макс. – Так ты лишаешь юного мотылька его жизненного предназначения – биться всю ночь о лампочку.

Ньютон выдернул из пня личинку. Та извивалась на ладони, будто часть кишечника, который пытается прогнать сквозь себя упрямый кусок пищи.

– Ну давай, – сказал Макс, – рискни, чувак.

Ньютон сунул личинку в рот и сжал зубы. Тельце с хлюпаньем треснуло. Водянистая жижа цвета гноя потекла по губам мальчика.

– Не могу поверить, что ты это сделал, – ошарашенно произнес Эфраим.

– Ох, – выдохнул Ньютон, – горькая. Это не миндаль! – Он уронил тетрадь, она поплыла по болоту, страницы затрепетали крыльями раненой птицы. – Совсем не миндаль!

Эфраим и Макс согнулись пополам от смеха. Ньютон отказывался выплюнуть личинку – казалось, он пытается победить ее отвратительный вкус. Ньют жевал мрачно и дисциплинированно, а глотая, сжал кулаки.

– Подожди секунду. – Веселость Макса сменилась волнением. – Ты сказал, что на вкус она как горький миндаль? Так разве это не яд?

Ньютон закатил глаза. К его губе прилип кусочек личинки. Он напоминал бледную кожуру помидора.

– Нет, это цианид. А тут ничего похожего на миндаль. На вкус она как горькое… дерьмо. Горький кусок дерьма.

– Откуда ты знаешь, какое на вкус дерьмо? – Эфраим смахнул со щеки слезу.

– А может, вы заткнетесь? – Ньютон наклонился поднять свой полевой журнал. – Я, по крайней мере, пытаюсь, Иф. – Он раскинул руки в стороны. – Видишь тут где-нибудь «Бургер Кинг»?

27

ШЕЛЛИ ДОЖДАЛСЯ, пока ребята обогнут южный волнорез острова, и только тогда всерьез взялся за свои игры.

Он прятался в высоких кустах к востоку от хижины. Парни выкрикивали его имя без особого азарта. Солнце пробивалось сквозь пелену серебристых облаков, обжигало кожу и вызывало неприятный зуд. Шелли не любил солнце. Он предпочитал сумерки, тот серый переход от света к тьме, когда удлиняются тени.

Его пальцы нервно теребили разбитую Кентом губу. Рана зажила лишь наполовину. Кровь брызнула и потекла по костяшкам. Шелли вообще ничего не почувствовал.

До него донесся голос Ньютона:

– Мы ведь в любом случае пойдем?

«Да, – подумал Шелли, играясь с кровью, – просто уходите. Проваливайте. Приятного вам похода».