Отряд

Именно тогда на Шелли снизошло озарение: правильная утилизация превращалась в алиби. Котенок исчез. Необязательно умер. Возможно, просто убежал. Кошки постоянно так поступали. Они ведь глупые и неблагодарные.

После исчезновения Трикси мать была в ужасном состоянии. Она бродила по дому, тоскливо поглядывала на задний двор, что осложняло жизнь Шелли, поскольку там он вел свои дела и не хотел, чтобы его застукали. «То, что случилось с Трикси, просто ужасно, – повторяла мама. – Бедняжка». Шелли глубоко и искренне кивал, касаясь подбородком груди. Время от времени он ловил на себе взгляд матери – не то чтобы осуждающий, но все же… Вопросительный. Как будто сына, которого она родила, похитили среди ночи и заменили точной копией. Двойник говорил голосом ее сына, подражал его уму и способностям, но было в нем что-то тревожащее. Он – оно? – шагнул за пределы рода людского и наблюдал за всеми со стороны. Нравилось ли ему то, что он видел?

Но даже если мама на самом деле чувствовала нечто подобное, она никогда об этом не говорила. У родителей врожденная потребность верить в доброту своих чад – в конце концов, дети были отражением их самих.

Через неделю после убийства Трикси Шелли лежал в постели. Холодный лунный свет пробивался сквозь занавески, освещая его бледное лицо, которое так напоминало осиное. Он прокручивал всю сцену в голове: мокрая Трикси с диким взглядом выскакивает из ванны. Возбуждение вернулось – простыня натянулась в промежности, – но ощущение было слабым. Бледной имитацией того внезапного прилива. Шелли взвешивал: раз он испытал подобное с чем-то настолько жалким, как котенок, то что бы ощутил с чем-нибудь большим, сильным и более разумным? Ведь риск только усилит эйфорию, не так ли?

ШЕЛЛИ ПРОШЕЛ мимо остатков костра и, обогнув хижину, направился к подвалу. Там он присел на корточки и осторожно постучал в дверь.

– Кент, – нараспев позвал он. – Кееееенннниии.

При звуках его голоса что-то заскребло по ступенькам, будто огромный слепой краб. Послышался глухой стук кости о дерево. С петель посыпалась пыль. Шелли вдохнул сладкий, пахнущий гнилыми сотами воздух. На мгновение между планками показалось странное существо – отощавшее и угловатое, оно состояло из одних жутких костей, а лицо его заострилось бритвой.

В щель между створками проскользнули пальцы. Не похожие на пальцы человеческого существа – безобразно тонкие и высохшие, точно старая морковь, которая так долго лежала в темном холодильнике, что утратила свой цвет. На месте ногтей остались окровавленные серпики, окаймленные клочьями разодранных кутикул. Шелли предположил, что Кент сгрыз их один за другим. «Этот пальчик хочет спать, этот пальчик лег в кровать…»

– Я такой голодный.

Голос был древним. Шелли представил себе скорчившегося на лестнице старика-мальчика: сморщенный кошмар с белоснежными волосами и невероятно старыми глазами, роговицы которых сделались болезненно-желтыми, как у кошки. Как у Трикси?

– Все еще голодный? – спросил Шелли. – Даже после того, как съел всю нашу провизию? – Он хмыкнул. – Думаешь, я должен тебя выпустить?

– Не знаю, – глухо ответил Кент. Прямо обиженный ребенок.

– Я считаю, ты заслуживаешь сидеть там. Тебе так не кажется, Кент? Ты заставил нас запереть скаут-мастера. Поэтому мы и тебя заперли. Это же справедливо?

Тишина.

– Я задал вопрос. Разве это не справедливо, Кент?

– Да, – раздраженно ответил Кент.

– Око за око, верно?

– Да.

– Скаут-мастер мертв.

Снова тишина.

– Кто же в этом виноват, Кент?

Молчание не прерывалось.

– Эй! – радостно прощебетал Шелли. – Помнишь вертолет? Он сбросил пакет с лекарствами. И едой. Сочным мясом, булочками, конфетами и…

– Пожалуйста.

Шелли раньше не слышал, чтобы кто-то проплакивал слова. Но именно это и сделал Кент. Он прорыдал свое «пожалуйста».

– Что «пожалуйста», Кент?

– Пожалуйста… Накорми меня.

– Я мог бы. Но сначала ответь на мой вопрос. Кто виноват в смерти скаут-мастера?

– Это… Это моя вина. Это все моя вина. Но я не хотел… Я никогда не хотел…

– Не важно, чего ты хотел, Кент. Важно только то, что случилось. – Голос Шелли был мягким как шелк. – Так что задумайся об этом. Он умер страшной смертью. Ему на голову рухнуло дерево, знаешь ли. Череп разлетелся, как яичная скорлупа. Так что да, Кент, вина действительно целиком и полностью твоя.

Тихий красивый плач. Шелли впитывал этот звук, точно мясистое растение – солнечный свет. Его челюсть жутко выдвинулась, нижний ряд влажных зубов выступал на полдюйма вперед. Шелли походил на лося в брачный сезон.

– Спасибо, что ответил на мой вопрос, Кент. Так что бы ты хотел съесть?

– Что угодно. Что угодно.

– Я к тому, что там много разного. Не могу принести сюда все. Так что тебе придется решить. У нас есть яблочный пирог, пончики в шоколадной глазури, большие стейки и…

– Мяса. Мяса.

– Подожди здесь, – сказал Шелли, как будто у Кента был выбор. – Я сейчас вернусь.

Он проскользнул в хижину. Полуденный свет падал сквозь проломанную обрешетку, покрывая пол медовыми полосами.