Отряд имени Сталина

Выкрученные за спину руки крепко держали, кто, Удальцов не видел, не давали рассмотреть вывернутые вверх плечи. Голова, еще не пробудившаяся от ночного сна, гудела от крепких ударов. Вот в поле зрения ступили черные, хорошо начищенные сапоги, кто-то потянул его за волосы вверх… Тонкогубое противное лицо с усиками а-ля Адольф Гитлер, полицайское кепи, полицайский китель… Боже мой, какая же гнусная у него ухмылка…

– Ну что, гнида большевистская, где твои товарищи? – громко и радостно спросил полицай. Не спеша отвел правую руку, ударил Удальцова в ухо. Отвел еще раз, удар, на этот раз прямо в зубы. Теплая, солоноватая кровь моментально заполнила рот. Полицай еще раз отвел руку, но тут увидел, что губы пленника шевелятся. – Ну, говори, свинья! Послабление будет! Ну?!

…Удальцов шевелил губами не потому, что он хотел что-нибудь сообщить, он тщательно собирал содержимое рта. Вот его опять поднимают за волосы, вот снова это гнусное лицо, н-на, получай!

Когда истязатель с забрызганным слюной и кровью, перекошенным от ярости лицом схватился за кобуру, Иван рыбкой нырнул в дверь сарая, перекувырнулся, резко оттолкнулся ногами, сделал кувырок спиной назад и вбок и, держа пистолет обеими руками, лежа на спине с уклоном на правое плечо, начал работать. Холодно и спокойно. Как в тире…

«Уточка летит, раз. Вот тебе в затылок – два, три, перекат», – он действовал так быстро, что ни полицаи, ни местные толком его не видели – лишь какая-то неясная тень волчком вертелась на земле. Два полицая, державшие Николая за руки, рухнули, получив пули в затылок. Даже с такого расстояния выстрелы казались скорее ударами хлыста или плетки. Коля, пошатываясь, встал с колен. Ярость как маска слезла с рожи стоящего напротив него полицая. Перепачканное кровавым плевком лицо вытянулось и побледнело. Обеими руками полицай дергал за клапан кобуры, но тугая кожанка не поддавалась непослушным и ватным от страха пальцам. Пошатываясь и хватаясь за воздух растопыренными руками, Коля сделал шаг вперед и автоматически ударил стоящую перед ним сволочь в переносицу своим многострадальным рассеченным лбом…

Двое с карабинами сдались без боя; оцепенев от страха, предатели побросали великолепные безотказные укороченные Маузеры, которые так любят солдаты. У стены сарая, с присвистом злобы и вздохами удовольствия, Удальцов яростно пинал своего недавнего мучителя, тот в полубессознательном состоянии извивался у него под ногами, визжа от боли и ужаса…

– Ну что, суки, – широко улыбаясь, добродушно спросил Иван. – Оружие солдата не любит трусов и палачей?

Все так же улыбаясь, он встал, держа пистолет в левой руке и покачиваясь, как от корабельной качки, подошел к ближайшему, толстому, как боров, предателю. Резко, без замаха сунул ему своим тяжелым кулаком в челюсть, снизу вверх. Полицай рухнул как подкошенный. Подойдя ко второму, Ваня остановился. Невысокого роста, узкоплечий и щуплый предатель повизгивал от ужаса, но не решался даже пошевелиться, обреченно ожидая своей участи. По штанам его неумолимо растекалось темное влажное пятно. Слом был налицо, но уже ученый и стреляный разведчик – Иван хотел большего. Не поворачивая головы, держа пистолет левой рукой, он выстрелил за спину лежащему на земле толстяку. Черепушку с брызгами разнесло. Стоявший перед ним плюгавый протяжно завыл от охватившего его смертельного ужаса…

– … Ну что, иуда, будем сотрудничать с Красной Армией, – весело спросил его Конкин, – или ляжем рядом, во имя великого фюрера?