Отряд К10

Звучало бы круче, но гвардеец, особо не вслушиваясь, просто взял стул и уселся напротив. Не то чтоб с вызовом — а просто как всегда там и сидел.

— Фрэнк, приятно познакомится… Наверное.

Компания переглянулась, явно не понимая, как себя вести.

Клаус достал болт-пистолет, со звучным стуком, картинным жестом положил его на стол.

— И что тебе здесь нужно, Фрэнк?

Гвардеец немедля достал из набедренного холдера и грохнул об столешницу своим устрашающего калибра обрезом.

По компании пробежали сдержанные смешки.

— Я недавно в городе и ищу знакомства… По интересам.

— Вот как… — И какие же у тебя интересы, Фрэнк? Что ты забыл на этом мире? Разве ты не слышал жутких историй, о том, что ему скоро придёт конец?

— Это слышно из каждого утюга. — Ухмыльнулся здоровяк. — Все так говорят. А вот ваша компания совсем не похожа на остальные. И это любопытно. Ну и… — Он приподнял бровь. — Священнослужители пьют, когда всё запрещено и все благочестиво молятся…

— Запрещено! — Фыркнул Клаус. — Это мирянам запрещено. Так что ты это… Коктейль-то обратно на стоечку поставил.

— Я сегодня не чувствую себя особо воцерковлённым. — Ответил ему тем же гвардеец.

— А вот это плохо… Это грех, это грех… — Откровенно улыбаясь приподнял свой бокал его собеседник. — А ты знаешь, как очищают грехи?

— Беспорочной службой…

— Надёжнее пламенем. Что если мы сейчас выведем тебя через задний вход и сожжем к ебеней матери как еретика? Мы это можем, да, ребята?

Компания согласно захохотала и угодливо захихикала разными голосами.

— Твоим ребятам смешно глядеть в стволы обреза 12го калибра, Клаус. — Ухмыльнулся Фрэнк. — Потому что эти стволы не такие пафосные и дорогие, как у одного золочёного болтера… Они в жизни не брались за оружие, Клаус. Это для них игрушка и символ власти, а не инструмент. Именно поэтому мы всё еще болтаем, а не перешли к обмену свинцовыми приветами.

— Зато к прометию привычные. Разберёмся как-нибудь. — Тон церковника был едок, но переходить к насилию он не спешил.

— Да, но вопрос — то не в этом. — Гвардеец чуть отмахнулся свободной от обреза рукой. — Вы то чего ждёте? Или считаете, что не сгорите?

Клаус, кажется, даже чуть расслабился.

— Вот эта ерунда происходит каждый год. Сколько я себя помню. Каждый год. И ничё не меняется! — Уже откровенно заржал он. — Тупые люди и их тупые суеверия не меняются тоже! И в этот раз ничего не произойдёт! С перепою больше народу помрёт. Сотни три-четыре. А может пару тысяч.

— Но линия терминатора двигается помалу. — Приподнял бровь Фрэнк.

— Много всякой чуши говорят. — Отмахнулся церковник. — Император защитит верных слуг своих.

Звучало… Крайне иронично. Абсолютно не подобающе, даже для мирян. Не похоже было, что Клаус и впрямь уповал на волю Его. А компания подпевал уже откровенно ржала без умолку. Не то чтобы они не верили в смещение линии терминатора, скорее, полагали, что их это почему-то не коснется. Да и если церковнику кажется смешной идея, что Император защитит… Какие-то здесь даже по меркам Экклезиархии предельно неверующие церковники.

Кажется, это он произнёс вслух.

— А ты кто вообще такой, чтобы нам предъявлять? — Немедля оскалился Клаус.

— Я — Фрэнк. — Очень терпеливо, как отстающему в развитии ребёнку повторил гвардеец.

— Таких фрэнков в базарный день каждому пучок на пятачок. — Снова принял надменный вид его собеседник. — Каждому отвечать — устанешь. Сходи пообщайся с уличной быдлотой, они тебе как раз по грядке подходят.

Гвардеец глубокомысленно кивнул и вернул обрез в холдер, поднимаясь из-за стола.

— Приятного отдыха.

— Вали-вали, нищеброд. — Вальяжно отмахнулся Клаус.

Тот вышел из заведения и бесшумно растворился в тенях ближайшей подворотни.

Сгущались сумерки. В кабак тянулись люди, и если раньше там их было немало, то теперь зал наверное набился битком. Выходить же пока никто не спешил.

Пыльные залы архивов были посредственно освещены и проветривались тоже так себе. Мерцающие люмиены, время от времени пролетающие мимо херувимчики, горы и горы разной степени пыльности книг. Ваш покорный слуга, невысокий, стриженный под могавк парень, в центре действа, по диагонали пробегающий глазами очередной том под мерный храп госпожи дознавателя и Бориса, удобно устроившихся на груде книг.

История мужика, сожжёного за ересь была вынесена в отдельный раздел, который было не так-то легко найти. Завзятый гедонист и видный исследователь имперской культуры, он время от времени устраивал собрания некоего археологического кружка по интересам, где и вещал свои еретические мысли. Кроме прочего, он отстаивал позицию, что среди первых колонистов было множество язычников, которые лишь изображали переход в имперскую веру, а по сути продолжали поклонятся солнцу.

Как и следовало ожидать, один из участников этих посиделок его и сдал с потрохами.