Отряд особого назначения

К посту подкрались скрытно. Видели и дозорных. Оставалось только, затаившись, выбрать момент для броска.

Тут разведчик Дмитриев случайно нажал на спусковой крючок и выстрелил.

Постовые ответили осветительными ракетами.

Пришлось не солоно хлебавши отползти назад.

Весь день пятнадцатого марта провели на небольшой сопке, через лощины с нее виднелись и Пикшуев и Эйна. Звуки выстрелов из орудий слышали, но разрывов в Эйне не наблюдали: все скрывала метель. Днем два «мессершмитта» около часу кружили на малой высоте возле сопки, где укрылись разведчики.

Из снега разведчики соорудили себе укрытия, чтобы держать круговую оборону. На самом опасном направлении поставили пулемет, все держали под рукой гранаты.

Продукты подошли к концу. Комиссар предложил поровну разделить содержимое рюкзаков на всех едоков. Каждому в этот день выдали по одной галете и по кубику масла. Флоринский из сгущенного молока, перемешанного со снегом, делал мороженое: из чайной ложки сгущенки получалось граммов пятьдесят сладкой смеси, которая утоляла жажду.

Военком в своем рюкзаке нашел резиновый мешочек, а в нем — пачку «Беломорканала» и коробку спичек. Это было выше всяких наград.

В полночь должны были прийти катера, чтобы снять разведчиков, но ни катеров, ни сигналов не было видно. Погода совсем разладилась. Буран застелил снегом сопки и лощины, спрятал и море.

Разведчики ослабели от холода, от пустоты в желудках, не было даже воды. Временами жевали снег, но он холодил до мурашек на коже.

Днем 16 марта над Эйной летали «юнкерсы», потом они пересекли Мотовский залив и долго кружились над тем местом, где ходили разведчики и где они укрылись.

Ночью комиссар и Михеев пошли к морю. Наткнулись на разбитую лодку, корму ее разнесло разрывом мины или снаряда. В лодке двое погибших: мужчина и женщина, по одежде — люди гражданские, рыбаки или служащие маяка. Погибли, наверное, прошлым летом.

На берегу нашли крупную треску. Нарезали тонкими ломтиками и без соли, без хлеба съели.

На следующий день-пурга разыгралась с новой силой, метель выла и кружила, сыпала снегом, наметала сугробы. Согревались, пытаясь мутузить друг друга, наваливаясь кучей. Командир и комиссар не позволяли лежать, заставляли ходить.

Из губ сочилась кровь. Глаза у всех покраснели. Самый младший из разведчиков — восемнадцатилетний Сережа Шмаков тихо плакал, иногда скулил, просил брата пристрелить его. Тот сперва его уговаривал, потом надавал по щекам, Сережа затих.

На рассвете восемнадцатого заметили бот. Шел он вдоль берега. Чувствовали, что он их ищет. Выстрелили красными и зелеными ракетами. Но бот в этот момент укрыло снежным зарядом, ракету не заметили.

Даже очень стойкий и крепкий парень Георгий Лазько, моряк богатырского сложения, с обвислыми черными запорожскими усами, и тот спрашивал:

— Узнают ли наши, где и как мы погибли?

— Жора, мы выдюжим, еще расстреляем свои патроны, — подбадривал комиссар, — бесславно замерзать не станем, с фрицами схватимся. Тогда звон пойдет, наши услышат.

Вечером на Пикшуев прошла колонна — тридцать пять человек с винтовками и ранцами за плечами. Большинство шли пешими по тропе, тянули за собой узкие длинные сани, груженные каким-то имуществом. Лишь несколько человек катились на лыжах.

Ночью метель стала стихать. Ветер переменился, потянуло холодом, начало сильнее подмораживать.

На рассвете вражеская батарея открыла стрельбу по квадрату, где отсиживались разведчики. Но стреляли по площади без корректировки, снаряды падали в стороне.

Утром девятнадцатого увидели катера. Шелавин подал три сигнальных ракеты. Катера замедлили ход, потом один быстро пошел к берегу. Разведчики, прихватив оружие, лыжи и пустые рюкзаки, поспешили к воде.

С Пикшуева завыли мины. Они рвались и в воде возле катеров, и на берегу, отрезая разведчикам подходы на посадку. С катеров сигналили, чтобы отходили южнее, к губе Западная Лица.

Пока шли четыре километра к устью губы и к острову Кувшин, мины рвались по всему пути.

Прислушавшись к стихающему вою мины, Дубровский плюхнулся на снег, широко разбросив лыжи. Мина разорвалась где-то невдалеке, но глубоко в снегу, выбросив смесь сажи и почерневшего снега. Комиссара оглушило. Из уха потекла кровь, отнялась правая рука. У правой лыжи отбило носок. «Легко отделался для первого раза», — подумал, очнувшись, старший политрук. Дубровский поставил палки между креплениями лыж, прицепил к ним гранату, отогнув усики предохранителя. Достаточно взяться за палку, граната взорвется. Отполз к обрыву и свалился к урезу воды, там встал на ноги и пошел по отливной обсушке.

Немцы попались в ловушку Дубровского: разорвавшейся гранатой двоих ранило, одного убило. Разведчики были уже у воды.

Один катер вошел в устье губы Западная Лица, но тут из-за сопок вынырнули два «хейнкеля» и обстреляли его с бреющего полета. Зенитчики катера сбили один самолёт на первом же заходе, он упал между сопками на глазах разведчиков.

Все видели, как на одном катере что-то взорвалось, вспыхнуло, пламя. Вскоре оба катера отошли от берега, взяли курс на выход в море и исчезли за горизонтом.