Отряд: Разбойный приказ. Грамота самозванца. Московский упырь

— Посмотри, — пожал плечами Авдей. — А мы с Никифором здеся покараулим. Ежели что, стреляй.

— Да уж выстрелю, услышите, — выхватив из-за пояса пистолет, Иван исчез в темноте. Что бы там ни говорили мужики, а пистоль в данной ситуации — штука удобная. Замок не фитильный, кремень разжигать не надо, и полочка с затравочным порохом специальной пластинкой закрывается, уж никак зелье не высыплется. Недешевый, правда, замочек, зато надежный. Жаль вот, заряжать пистоль долго, да и попасть хоть куда-нибудь — дело сложное. Иное дело — пищаль, тяжелая, длинная, упер в бердыш, так хоть как-то прицелиться можно, а тут… Впрочем, сейчас и не нужно ни в кого попадать, достаточно просто выстрелить.

Митька вновь застонал, когда неведомый ночной тать крепко сдавил льняной веревкой запястья.

— Будешь кричать, отрежу язык, — коверкая слова, предупредил тать — жилистый широкоплечий парень. Весянин! Ну конечно же, весянин! Здесь, в окрестных лесах, много их деревень.

Весянин натянул веревку, привязывая Митьку к сосне. Язычник! Подстерег в темноте путника и теперь готовится принести жертву своим поганым божкам! Ну и попал, сохрани Боже!

— Эй, парень… — Отрок опасливо покосился на торчащий за поясом весянина нож — полированная костная рукоятка блестела в призрачном свете луны. При Митькиных словах язычник тут же выхватил нож, приставив к горлу несчастного пленника холодное злое железо:

— Молчи!

Молчать? Митрий даже усмехнулся: вот уж молчать в его положении — самое последнее дело. Говорить, говорить надо, может, кто и услышит? Как бы только обмануть этого поганца идолопоклонника, вернее — соснопоклонника.

— Хорошо, я молчу… — вздохнув, покладисто согласился Митька. — Ты меня не больно убьешь?

— Не больно. — Весянин крепко связал отроку ноги.

— А… А помолиться напоследок можно?

— Помолиться? — Язычник, похоже, был озадачен. Вообще-то в этой просьбе была какая-то справедливость. — Молись! Только тихо.

— Господи Иисусе Христе, милостию твоею живаху… Прости этого язычника, поистине не ведающего, что творит, дай ему долгую и счастливую жизнь, и ему, и его родичам…

— Ваши люди убили моего брата! — застыв на месте, зло прошептал язычник. — Теперь не будет у него долгой и счастливой жизни. Как не будет ее и у тебя… — Он поднял нож.

— Постой, постой, — заволновался Митрий. — Мои родичи никого здесь не убивали. Я вообще не из этих мест!

— Ты — русский, «веняла»! — возразил весянин. — «Веняла» убили моего брата… и ты тоже будешь убит.

— Вряд ли душа твоего брата обрадуется убийству простого путника. — Митька вдруг улыбнулся. — Хочешь, покажу тебе род убийц?

— Что? — Язычник явно заинтересовался. — Род убийц? Так ты их знаешь?

— Не знаю, но предполагаю. Это хозяин постоялого двора и его люди — похоже, больше некому. Подумай, вот сейчас ты убьешь меня, простого, никому не нужного отрока — и что, твоему брату будет приятно? А хозяин постоялого двора — совсем другое дело! Лицо значительное.

Весянин задумался, опустил нож… Митрий шепотом благодарил Господа — как хорошо, что этот язычник понимает русскую речь! Не понимал бы — давно уже зарезал бы. Ночной тать оказался парнем решительным, думал недолго.

— Хорошо, — негромко сказал он. — Я убью главного в роде убийц. Но если ты…

Договорить он не успел, ночную тишину разорвал громкий выстрел.

Глава 9 Зашить паволоки

…сообразно его желанию, меня стерегли как шпиона, поместили так, что всякая гадина ползала у меня на постели и по столу.

Джером Горсей. «Сокращенный рассказ, или Мемориал путешествий»

Май 1603 г. Шугозерье

Куда делся весянин? Наверное, убежал, скрылся в непроходимых лесах, как только услышал выстрел, или спрятался неподалеку и теперь сидит, выслеживает. Неведомый спаситель быстро разрезал стягивающие Митрия путы острым засапожным ножом, потянул освобожденного пленника к тракту, спросил на ходу:

— Сколько их было?

— Один, — отозвался отрок, вглядываясь в своего неожиданного спасителя.

Тот, по виду ровесник или чуть постарше Митрия, был одет в узкий полукафтан, подпоясанный узорчатым поясом, за который был заткнут пистоль. Такие же узкие штаны, заправленные в сапоги, голова не покрыта, лицо — насколько удалось рассмотреть в свете луны — молодое, если не сказать — юное, приятное, стан тонкий. В плечах незнакомец оказался чуть-чуть — именно что чуть-чуть — пошире Митрия, а вот ростом на полголовы выше.

— Ваш обоз у озера? — полюбопытничал отрок.

Незнакомец чуть замедлил шаг, спросил с удивлением:

— Откуда ты знаешь, что я из обозных?

— Догадаться не трудно, — хмыкнул Митька. — Явился ты в одном кафтанце, без ферязи или епанчи, или еще чего, ни шапки у тебя, ни берендейки с зарядами для пистоля, ни сабли длинной — все для того, чтоб по лесу было бродить удобней. Значит, кто ты? Караульщик! А откуда здесь караульщики — ясно, обозные, костры-то я еще раньше приметил.