Отряд: Разбойный приказ. Грамота самозванца. Московский упырь

— О! Онуфрий! — пьяно улыбнулся приподнявшийся на лавке Петро. — Да отстань ты от Гуся, пущай выспится.

— Я ему, собачине, высплюсь, я ему так высплюсь, эдак, что…

— Ты вот что, Онуфрий… — Усевшись, Петро громко икнул. — Вместо чтоб блажить, березовицы хлебни — знатная, Офонька принес. Пищальникам не показал, ну их — лишние рты. Убралися несолоно хлебавши. Ну, чего глаза выпучил? Пей!

— А… служба как же? — опасливо отозвался Онуфрий. Он бы, конечно, хлебнул и еще, да опасался последствий — вдруг Петюня его специально поит?

— Пей, пей. — Петюня лихо разлил березовицу по кружкам. — Не боись — кого там караулить-то? Двух дураков да одну девку… Девку… О-о!

Выпив, он вдруг запнулся, задумался, скривив тонкие губы в мелкой гаденькой ухмылочке, словно вот-вот собирался устроить какую-то пакость.

— Девка! — поднимаясь на ноги, подмигнул Петро. — Онуфрий, ты когда-нибудь девку пробовал? Ой, сладко-о… — Он зажмурился, покачнулся и едва не упал, но вовремя ухватился за стену. — Пойдем в подклеть, а?

— Да ты что?! — ужаснулся Онуфрий. — А вдруг иматые людишки сбегут?

— Да не сбегут, у нас пищаль есть, парни оставили… Понимаешь, там же девка… Кругленькая, белокожая, сладкая… умм.

— Девка… — Онуфрий облизал губы. Девку, конечно, хотелось. — Да вот не осерчал бы хозяин!

— Не осерчает, — замахал руками Петро. — Чего ему серчать? Он и сам ее, небось, отпробует, как деревенские надоедят. А что не девственна… так девственность ее, скажем, иматые и порушили, чего им еще в подклети делать-то? Или вот он, — Петька указал под стол. — Офонька.

Пришедшая в голову идея так развеселила Петро, что он громко расхохотался и снова заикал:

— А что? И-ик… Снимем с Гуся портки… Самого…и-ик… положим у подклети… и-ик… Опосля посмеемся… и-ик.

— Замерзнет у подклети-то. Да и девка — какая ж она девственна? Хозяин сказал — курва, — Онуфрий усмехнулся. Вообще-то идея с девкой начинала ему нравиться. Особенно если потом все свалить на дрыхнувшего Гуся.

— А Офоньку все же вытащим, — икнул Петро. — Пусть знает, как спать. Мы его… и-ик… к утру во двор вытащим. А девку — сейчас… Бери вон, пищаль… и-ик… Нет, я сам возьму… Только чур я первый! Счас вытащим, а не подчинится… и‑ик…

— Не, Петро, силком тащить не будем, — чуть подумав, возразил Красные Уши. В голове его уже родилась одна неплохая мыслишка… — Ну, взял свою пищаль? Идем…

В темном подклете было сыро и холодно, что, в общем-то, ничуть не смущало Прохора и монаха — оба дрыхли, словно на лавке у себя дома. А вот Василиске что-то не спалось — и холодно было, и тоскливо. Да и муторно — как там Митька? Удастся ли ему отыскать обоз? Согласятся ли помочь обозные? Ох, помоги Господи! Девушка шепотом принялась читать молитву. И вдруг замолкла, услыхав приближающиеся снаружи шаги.

— Эй, дева, не спишь?

Кажется, кто-то из стражников. Ну-ка, что еще спросят?

— Мы тут вам поесть принесли…

Надо же! Поесть…

Ширкнул засов. Распахнулась малая створка. Проснувшийся Анемподист высунул голову…

— А ну назад! — Петро повел дулом пищали. Яркой красной искоркой грозно тлел в темноте зажженный фитиль. — Дева проснулась ли?

— А чего надо? — откликнулась Василиска.

— Шить умеешь? — ступил в переговоры Онуфрий.

— Шить? — Девушка в недоумении пожала плечами. — Умею, а что?

— Да, понимаешь, мы тут хозяйские паволоки изорвали случайно. Зашила б аккуратненько… — просительно скривился Красные Уши. — Мы б вас рыбкой покормили и березовицы бы плеснули — не жаль.

— Паволоки, говоришь… — Василиска переглянулась с чернецом и проснувшимся Прошкой. Похоже, кроме этих двоих парней на постоялом дворе больше никого не было. А это шанс! Еще один, кроме Митьки. Глупо было не воспользоваться!

— Только не вздумай… — начал было Прохор, да девчонка его не послушала, живо вынырнула наружу.

И створка тут же захлопнулась, мягко въехал в пазы смазанный салом засов.

— Только уж сделай милость, зашей получше.

— Зашью… Где ваши паволоки-то?

— Да в горнице… Ой, побыстрей бы — скоро хозяин вернется.

Василиска поднялась в горницу следом за парнем с пищалью. Другой страж, красноухий, неотрывно шел сзади.

Вот и горница. Тьма. Лишь тлеет зеленовато лампадка.

— Вона, паволока-то… Нагнись, дева…

Василиска всмотрелась…

Накинутый ременный аркан вдруг сдавил горло так, что потемнело в глазах. Потные руки с силой дернули ветхое платье, обнажив грудь и живот, похотливо прошлись по бедру…

— Ну что, попалась, дева?!

Глава 10 Приказчик

А яз им божился, и с ног свалился, и на бок ложился: не много у меня ржи, нет во мне лжи, истинно глаголю, воистину не лжу.

Послание дворянина к дворянину

Май 1603 г. Шугозерье — Тихвин

Свернув к постоялому двору, конники помчались вскачь — а нечего уже было таиться: едва почуяв чужих, на разбойном дворе вскинулся лаять пес. Встал на задние лапы, натянув цепь, рвался… А в остальном все было тихо! Никто из избы не выходил. Странное дело, что они там все, поумирали, что ли?