Отряды зафронтовой заброски

Портной, конечно, с пониманием относится к сложностям своего заказчика и переносит примерку на более позднее время. И пусть господин принимает свою заботу не до сердца, а лишь до пуговицы старенького сюртука…

Эта работа с клиентом проходит на глазах моего курьера. И я еще раз убеждаюсь: у Штефана глаз — что алмаз. В людях разбирается не хуже профессионального психолога. Не то что порок — любую слабость в заказчике подметит. С болтуном поболтает по-свойски, мнительному клиенту посоветует лучшего на всю Братиславу лекаря, а с ловеласом посудачит о женщинах, в меру подбрасывая скабрезности. И вот уже выудил: когда и куда прибывает новая часть. И поскольку ее «хозяин» сегодня гуляет, значит, срочно нужны «девочки». Портной Штефан маленький человек, но он все понимает и готов разделить заботу квартирмейстера о «девочках».

Вполне понятно, что Штефан работал не один, а с боевыми, смелыми, умными и верными помощниками. Он сочетал в себе роль не только содержателя явки, но практически являлся резидентом, у которого была на связи проверенная агентура партизанского отряда и местного подполья. Портной был своеобразным дирижером агентурного оркестра, каждый музыкант которого четко и без фальши играл на своем инструменте. К нему посылались только надежные, проверенные и ценные негласные источники Зорича и его коллег.

Майор тщательно проверял свою агентуру, навещающую «вечно занятого своей работой» братиславского портного. Он боялся провалить эту важную конспиративную квартиру через слабовольного или подставленного противником негласного помощника. Действительно, со Штефаном работали только проверенные и тщательно отобранные агенты майора Зорича.

Они обладали силой воли, глубоко внедренные в нужные партизанам объекты, и способные держать язык за зубами даже в случае непредвиденного провала.

Именно через Штефана Халмовского и ему подобных людях советские разведывательно-диверсионные группы и другие партизанские отряды получали свежую информацию, прежде всего о переброске гитлеровцами личного состава и боевой техники для подавления главного очага движения словацкого сопротивления в Банска-Быстрице и самого Словацкого восстания.

Радисты Зорича Слава Бондарь и Нина Чопорова не раз передавали в Центр радиограммы с важным содержимым — секретными материалами, полученными от своей агентуры, так необходимыми Киеву и Москве. Реакция на эти «эфирные депеши» была мгновенная. Наши штурмовики и бомбардировщики с точностью до десятков метров накрывали «бомбовым покрывалом» указанные в шифровках цели.

Сбоев никогда не было, о чем не раз отмечал Центр: «качество информации положительное, работа авиацией проделана с успехом».

Ответы с такими оценками из Киева и Москвы вдохновляли разведчиков, и они с новыми силами брались за очередные задачи по нанесению существенного урона фашистам и их сателлитам, прибывающим в Словакию на помощь тисовцам.

Это и был тот предел хитрости разведчиков, который управлялся без силы мускул, а скорее силой ума.

Радиста Славу Бондаря, одного из самых молодых в отряде, Зорич очень высоко оценивал. Ценил прежде всего как профессионала и смелого воина. Но кроме хорошего знания радиостанции с прекрасной работой на ключе и мужественным характером, он был еще отменным выдумщиком и балагуром.

Так, однажды Бондарь привел в отряд заблудившуюся и перепуганную, почему-то именно коричневую корову, как раз под цвет рубашки Гитлера. Он нацепил ей на шею найденную на поле недавнего боя немецкую медаль и по поводу награждения предложил партизанам выпить по стопочке сливовицы. Корова то и дело пыталась рогами подцепить болтающийся на шее длинный овал грязного шнурка.

— Видите, видите, и ей стыдно носить нацистскую награду! Она рогами хочет ее сбросить, — констатировал Слава-весельчак.

Все захохотали…

И тут же рассказал, как в одной пьяной компании до войны он подшутил над своим злым начальником. Когда в очередной раз разлили водку по граненым стаканам, он незаметно подбросил подвыпившему шефу выдернутый свой зуб, который носил в кармане.