Я ставлю мешок на стол и достаю красненький чирик. Отдаю десятку, даже не представляя, что покупаю. Надеюсь, что-то ценное.
— Юрию Платоновичу привет передавай, — говорит улыбаясь директриса. — Только ты это, давай я тебя через служебный выпущу, пошли.
Я выхожу во двор и тащу добычу к остановке. Кажется, Новый Год будет не по-советски изобильным. Хотя чего это я, у всех праздничный стол обычно полон деликатесов.
Уже подходя к остановке, поднимаясь по накатанной тропке, я чуть поскальзываюсь и из моего мешка вываливается консервная банка и катится в обратную сторону, под горочку. Я поворачиваюсь и замечаю молодую женщину в сером пальто с песцовым воротником и в песцовой же шапке. Она подбирает баночку с синей этикеткой и протягивает мне.
В этот момент наши взгляды встречаются, и я на мгновенье подвисаю от того, насколько мне знаком этот взгляд. Я его ни с чем не спутаю. У меня у самого такой же. Сто процентов, она из наших. ОБХСС наверное…
Это длится лишь мгновенье. Она тут же меняет выражение лица и превращается в обычную молодую женщину.
— Молодой человек, — милым голосом с жалобной интонацией произносит она, — ой, подскажите, пожалуйста, вы где горошек брали?
6. Праздник к нам приходит
Я смотрю на неё, внимательно так смотрю. Молодая, симпатичная. Брюнетка. Лет двадцать шесть — двадцать семь. Девчонка ещё. Я так скажу, по большей части молодая — это уже значит симпатичная. Но это только с высоты зрелости понять можно. Нет, вот правда. Юность этого не замечает и не ценит.
Нос тонкий прямой, глаза горят, как угольки, щёки румяные от морозца, на левой скуле небольшая родинка, фигурка ладненькая, насколько пальто позволяет рассмотреть. Красотка да и только.
Вот спасибо, товарищи неизвестные мне авторы[1]
, хорошую песню написали.— У бабули взял, — говорю я с широкой улыбкой.
— У какой бабули? — удивляется девица.
— Да у своей. Она в этом доме живёт. Ходит в магазин по десять раз в день. А там перед праздниками чего-нибудь да выбросят, вот она и подкупает.
— Что значит, подкупает? — настораживается милиционерша.
— Да не в том смысле, что на подкуп идёт, — смеюсь я, — а в смысле, как увидит, так купит. Видите, целый мешок нам с мамой набрала.
— То есть она здесь, в «Русском поле» горошек купила? — уточняет она.
Интересно, чего она от меня хочет. Пацан несёт продукты. Ну, допустим, дефицитные, ну, допустим, купленные по блату. Ну и что? Преступление невелико. Собирает инфу, каждую даже незначительную мелочь? Копает под Гусынину? Возможно. Молодой сотрудник. Лейтенант, наверное. Может быть, первое дело…
— Наверное. Поручиться не могу, она за чем-то хорошим и в центр может смотаться. Вы бабулю мою не знаете.
Она пристально смотрит на меня, но прицепиться действительно не к чему.
— А вас как зовут? — улыбаюсь я. — Я Егор. А вы?
Она хмыкает и не отвечает.
— Ну, не хотите, не говорите. Буду вас товарищем лейтенантом называть.
— Чего? — вскидывает она брови.
— Вы банку эту забирайте, товарищ лейтенант. У меня ещё есть.
— Вот ещё, — возмущённо фыркает она и пытается положить банку мне в мешок.
Но там так много всего, что банка никак не желает возвращаться к остальным продуктам.
— Видите, она с вами хочет остаться. Вы куда, в центр?
— На кудыкину гору, — сердится моя коллега. — Забери горошек свой буржуйский.
— Чего это он буржуйский? Из братской Венгрии. Вот вы удивитесь, но именно эта страна из всего соцлагеря окажется самым добрым нашим другом и противником западных санкций. Вообще нет, Югославия ещё ближе будет. Но не вся, только Сербия. Вот на югославов-то никогда бы не подумали, да? А это из-за того, что у нас вера общая. Ну… то есть в исторической ретроспективе. Была.
— Держи горох, — злится девушка, — политинформатор.
Мне смешно. Она с этой банкой не знает, что делать. Растерялась совсем.
— Знаете, как сербы раньше говорили? На небе Бог, а на земле Россия.
Не знаю, честно говоря, как раньше, но теперь-то они точно так говорят. После бомбёжек, после всего того ужаса, что им устроили в моём мире… Ну, то есть там, в будущем…
— Скажите, как зовут, тогда заберу, — куражусь я и замечаю подъезжающий автобус. — Автобус! Побежали, а то ещё полчаса куковать потом.
Мы несёмся к остановке. Я с мешком, а она с банкой горошка в руке. Грязно-жёлтый «Икарус»-гармошка выдаёт облачко чёрного, воняющего соляркой дыма, проседая под натиском пассажиров.
— И дым Отечества нам сладок и приятен, — мечтательно тяну я, вдыхая эту гарь полной грудью.
До сих пор не верю, что всё это со мной наяву происходит.
— Проездной, — громко говорит моя спутница, когда нас заносят в автобус.
Мы оказываемся тесно прижатыми друг к другу. Но между нами мешок с дефицитными деликатесами.