Тот, кто действительно помнит, насколько опасно смотреть в глаза определённым людям или как блаженно доверчиво греться в сиянии чужой мощи, не станет обвинять Фрейда в психоаналитической риторике. Объяснив в подробностях ту силу, которая сдерживала группы вместе, Фрейд также смог показать, почему группы не боятся опасности. Члены группы не чувствуют себя одинокими наедине со своей собственной ничтожностью и беспомощностью, поскольку в их распоряжении есть силы героя-лидера, с которым они отождествлены. Естественный нарциссизм - ощущение, что человек рядом с вами смертен, но вы - нет, - усиливается доверительной опорой на мощь лидера. Неудивительно, что сотни тысяч людей выходили из окопов перед лицом яростного огня во время Первой Мировой войны. Они были, так сказать, частично загипнотизированы. Неудивительно, что люди грезят о победе вопреки невероятным шансам: разве за ними не стоит всемогущество родительской фигуры? Почему группы людей такие слепые и глупые? - всегда вопрошал человек. Поскольку они требуют иллюзий, отвечал Фрейд, они «постоянно превозносят то, что является нереальным, над тем, что действительно” [17]. И мы знаем почему. Реальный мир попросту слишком ужасен, чтобы его признавать; он напоминает человеку о том, что он - маленькое, дрожащее животное, которое разлагается и умирает. Иллюзия изменяет это, позволяет человеку почувствовать себя важным, существенным для Вселенной, в каком-то смысле бессмертным. Кто передаёт эту иллюзию, если не родители, навязывая макро-ложь культурной causa-sui? Массы надеются, что лидеры дадут им ту неправду, в которой они так нуждаются; лидер поддерживает иллюзии, что провозглашают триумф над комплексом кастрации и превозносят его до поистине героической победы. Кроме того, он делает доступным новый опыт, выражение запрещенных побуждений, тайных желаний и фантазий. В стадном поведении возможно всё, чему лидер даст отмашку. [18] Это словно как если вновь стать всемогущим младенцем, которого родители побуждают постоянно побаловать себя, или как на сеансе психоаналитической терапии, когда аналитик не осуждает вас, что бы вы ни чувствовали и ни думали. В группе каждый человек кажется всемогущим героем, который может дать полную волю своим аппетитам под одобрительным взглядом отца. И так мы осознаём ужасающий садизм стадной деятельности.
Это великая работа Фрейда по групповой психологии, по динамике слепого послушания, иллюзии, общинного садизма. В недавних своих работах Эрих Фромм особенно выделял непреходящую ценность идей Фрейда как части развивающейся и продолжающейся критики человеческой порочности и слепоты. От своей ранней работы «Бегство от Свободы» до недавней «Души Человека» Фромм развивал взгляды Фрейда о потребности в волшебном помощнике. Он сохранил фундаментальное понимание Фрейдом нарциссизма как основной характеристики человека: как она наделяет человека чувством важности его собственной жизни и обесценивает жизни других; как нарциссизм помогает проводить чёткие грани между «теми, кто похож на меня или принадлежит мне», и теми, кто «посторонние и чужие». Фромм также настаивал на важности того, что он назвал «инцестуозным симбиозом»: страх перед тем, чтобы покинуть семью и выйти в мир, тем самым положившись лишь на собственные ответственность и силы; желание человека держать себя в границах большего источника силы. Именно эти вещи составляют таинство «группы», «нации», «крови», «родины или отечества» и тому подобного. Эти чувства заложены в самом раннем опыте комфортного слияния с матерью. Как сказал Фромм, они держат человека «в тюрьме материнской расовой-национал-религиозной одержимости». [19] Фромм - увлекательное чтение, и нет смысла повторять или развивать то, что он уже и так хорошо сказал. Читателю стоит обратиться непосредственно к его работам и изучить, насколько убедительны его идеи, насколько хорошо они продолжают то, что важно во Фрейде, и применяют его идеи к современным проблемам раболепности, порочности и продолжающегося политического безумия. Это, как мне кажется, подлинная линия совокупной критической мысли на тему Человеческого Состояния. Удивительно то, что это центральное направление работы по проблеме свободы со времён Просвещения занимает так мало внимания и работы у учёных. Если мы хотим, чтобы эти науки имели какое-либо человеческое значение, они должны составить самый большой объем теоретических и эмпирических работ в области гуманитарных наук.