Мы уже успели заметить, что подобный редукционизм по отношению к сексуальным мотивам довольно рано завёл психоанализ в тупик и что потребовалась череда мыслителей высочайшего уровня, чтобы выпутать психоанализ из силков этой навязчивой идеи Фрейда. Но в более поздних работах Фрейда не слишком беспокоила его одержимость, когда некоторые вещи требовалось объяснить в более широком спектре; то же самое относится и к его узкому сексуальному акценту на капитуляции в переносе. В 1912 году он сказал, что тот факт, что перенос может привести к полному подчинению, был для него «безошибочным» доказательством «эротического характера» этого феномена. [28] Однако, в своих более поздних работах, когда он всё больше и больше акцентировал внимание на ужасе человеческого состояния, он говорил о стремлении ребёнка к могущественному отцу как к «защите от непонятных высших сил» как следствие «человеческой слабости» и «детской беспомощности». [29] Тем не менее, эта формулировка не означает полного отказа от его более ранних объяснений. По Фрейду, «эрос» охватывает не только конкретные сексуальные побуждения, но и стремление ребенка к всемогуществу, к океаническому чувству, которое сопровождает слияние с родительскими силами. При таком обобщении у Фрейда могли быть одновременно и достаточно широкий, и вполне узкий взгляд на этот феномен. Это сложное сочетание частной ошибки и верного обобщения поставило перед нами трудную, требующую длительного решения задачу по отделению того, что является истинным и что является ложным в психоаналитической теории. Но, как мы уже выяснили ранее, обратившись к Ранку, кажется довольно убедительным, что если вы акцентируете внимание на ужасах внешней природы, как это сделал Фрейд в своих поздних работах, тогда вы говорите об общем состоянии человека, а не о конкретных эротических побуждениях. Можно сказать, что ребёнок в таком случае будет искать слияния с родительским всемогуществом не из желания, а из трусости. И теперь мы оказываемся на новой территории. Тот факт, что перенос может привести к полному подчинению, доказывает не его «эротический характер», а нечто совсем иное: его «истинный» характер, можно сказать. Как Адлер с полной ясностью увидел ещё задолго до Фрейда: перенос - это, по сути, проблема храбрости. [30] Как нас убедили Ранк и Браун, именно мотив бессмертия, а не сексуальности, должен нести наибольшее бремя нашего объяснения человеческой увлеченности. Что означает это критическое смещение акцента для нашего понимания переноса? Поистине захватывающий и всеобъемлющий взгляд на человеческое состояние.
Перенос как Фетишированный Контроль
Таким образом, если перенос опирается на трусость, мы можем проследить его восхождение к периоду детства; перенос отражает все стремления ребёнка создать обстановку, которая обеспечит ему безопасность и удовлетворение; он учится взаимодействовать и воспринимать своё окружение таким образом, чтобы изгнать из него тревогу. Но теперь к фатальности переноса: когда вы воздвигаете свой мир по принципу восприятия-действия с целью устранить то, что является для этого мира базовым (то есть тревогу), вы неизбежно и фундаментально его фальсифицируете. По этой причине психоаналитики всегда понимали перенос как регрессивное явление, некритическое, желаемое, как вопрос автоматического контроля над своим миром. Сильверберг дает этому классическое психоаналитическое определение:
“Перенос указывает на необходимость осуществить полный контроль над внешними обстоятельствами... Во всем многообразии и множественности проявлений этих обстоятельств... перенос можно рассматривать как устойчивый памятник абсолютного восстания человека против реальности и его упрямой настойчивости на пути незрелости.” [31]
По Эриху Фромму перенос отражает умопомешательство человека:
“Чтобы преодолеть чувство внутренней пустоты и беспомощности, [человек] ...выбирает объект, на который после проецирует все свои человеческие качества: любовь, интеллект, смелость и т.д. Подчиняясь этому объекту, он чувствует связь со своими собственными качествами; ощущает себя сильным, мудрым, смелым и защищенным. Потеря объекта означает опасность потери самого себя. Этот механизм идолопоклонничества, основанного на отчуждении личности, является центральным динамизмом феномена переноса, именно он придает переносу его силу и энергию.” [32]
Мнение Юнга было схожим: страстная увлечённость кем-либо - это, в действительности
“...попытка отдаться власти партнера, который, кажется, состоит из всех качеств, которые мы не смогли реализовать в себе.” [33]
Также полагал и Адлер:
“[перенос] ... по факту, является маневром или тактикой, с помощью которых пациент стремится утвердить свой привычный способ существования, основанный на непрекращающейся попытке лишить себя собственной власти и передать её в руки «Другого».” [34]