Отрицание цивилизации: каннибализм, инцест, детоубийство, тоталитаризм

Инцест действительно есть форма единства противоположностей, которые в сексуальном отношении вроде бы никогда не смогли бы его обрести, однако это происходит. Что касается возвращения к нам в кровосмешении исчезнувшего духа, то он может быть представлен и как не нарушаемое в древности сексуальное единство противоположностей. Во всяком случае как дух, т. е. нечто неуловимое, которое возвращается к нам. По-существу, дух — это животная страсть, подавляющая любую противостоящую ей мысль, которая может стать на пути детской жажды исполнения желаний, вселяя в человека чувство новоприобретенного права на существование. Дух может посещать человека в разных обличиях, в том числе в виде бессознательного эротического влечения взрослой девушки к отцу, но для нее главная опасность — это Чудовище, символизирующее мужскую силу и любовь. Она предуготовлена ко встрече с ним не в последнюю очередь страхом перед инцестом, который представляет собой такое же социальное достижение, как и его запрет.

Упрек К. Г. Юнга в адрес медиков, что они знакомы лишь с патологической стороной инцеста, вряд ли справедлив: на то они и медики, чтобы обращать внимание как раз на это, осознавая, что кровосмешение несет угрозу человеку. Но мы знаем (а это, возможно, значимо для психотерапевтического лечения), что инцест вырвался из первозданного хаоса. В качестве некоего духа он становится чаще всего бременем для человека, который ощущает его в себе, поскольку невидимой чертой отчуждает от остальных людей.

К. Г. Юнг писал, что существование элементов инцеста не только вызывает интеллектуальные затруднения, но и (что всего хуже) эмоционально осложняет терапевтическую ситуацию. Этот элемент таит в себе самые потаенные, болезненные, пылкие, нежные, стыдливые, робкие, причудливые, аморальные, но в то же время священнейшие чувства, доводящие до полноты неописуемое и необъяснимое Богатство человеческих взаимоотношений и придающие им непреодолимую силу. Подобно щупальцам осьминога, они невидимо обвиваются вокруг родителей с их детьми[24]. С тем, что эти чувства могут быть потаенными, болезненными, пылкими, даже нежными и робкими, согласиться можно. Но вызывает самый резкий протест утверждение, что такие чувства священнейшие, ведь они вызывают отвращение у всех людей. Священнейшее, даже просто «священное» не запрещается, тем более на протяжении практически всей истории цивилизации. Трудно представить себе, что К. Г. Юнгу неведомы многочисленные случаи грубого подавления и сексуального насилия в отношении детей и подростков со стороны пьяных отцов, причем их сексуальный произвол может продолжаться длительное время. Вряд ли такие и вообще кровосмесительные сексуальные связи можно назвать «неописуемым Богатством» человеческих взаимоотношений, придающих им непреодолимую силу. Подобные рассуждения и оценки очень напоминают «Философию в будущее» де Сада[25].

По мнению К. Г. Юнга, «инцест символизирует воссоединение со своей собственной сущностью, он означает индивидуализацию или становление самости, а поскольку последняя столь жизненно важна, он обладает жутковатой зачаровывающей силой — вероятно, не столько как грубая реальность, сколько как психический процесс, контролируемый бессознательным… именно по этой причине, а вовсе не из-за отдельных случаев человеческого инцеста считалось, что первые боги производили потомство в инцесте. Инцест — попросту соединение подобного с подобным, представляющее собой следующую стадию в развитии первобытной идеи самооплодотворения»[26].

Это утверждение можно принять лишь при условии, если считать инцест путем к обеспечению психологической неделимости и целостности личности. Но может ли он выполнить такую функцию, если ведет к вырождению человечества, распаду личности через патологию ее психики. Не лучше ли предположить, что в кровосмешении заложена лишь идея воссоединения — и только, но не предвосхищен его результат, который на поверку оказался самым пагубным именно при инцесте. Первые же боги производили потомство в инцесте потому, что люди, влекомые к такой форме интимной близости, в силу запрета не могли реализовать ее, но в то же время не в состоянии совсем отказаться от нее, делегировали это Богам. Люди стали испытывать тайное наслаждение от того, что наконец-то нашли на небесах некую сферу, причем очень важную, духовную, высшую, где их первозданное желание может быть удовлетворено. Идея инцестуальной перогамии возникает и в цивилизованных регионах, перейдя из сферы физиологической в духовную.